«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

и посредством чернил бумаги и пера, для меня составляет большим наслаждением. И ты, наверное, замечаешь как много и часто я пишу, особенно за последнее время. Обстановка у нас сейчас такая, что я имею свободное время. Прочитаю одно или несколько твоих писем, которые я бережно храню, ведь они (твои письма) прошли со мной весь боевой путь. А когда прочитаю, начинаю вспоминать некоторые эпизоды из нашей жизни. А какие хорошие, Асюшка, есть моменты из нашей жизни, просто радость берет. И все это вместе взятое рождает непреодолимое желание поговорить с тобой, моя родная, сказать тебе хотя несколько хороших душевных слов, ведь другого способа общения между собой у нас нет пока, единственный способ общения это письмо. Вот я и стараюсь, пока есть возможность использовать этот способ самым максимальным образом. Ты уж меня не обессудь за это, моя славная подружка. Мне хочется с тобой, моя дорогая Асюшка, безотрывно говорить еще и потому, что я в этом году второй раз встречаю весну. Когда был возле Ростова и Новочеркасска там была весна, а потом передвинулся несколько на север и здесь началась весна. Прилетели скворцы, высоко в небе поют жаворонки, а украинское небо лазурное и прозрачное. А со взгорочек бегут, весело журча, ручейки. Весна иногда настраивает лирически. А ты знаешь, Асюшка, что у меня душа немножечко поэтичная, а кому раскрыть мне свою истосковавшуюся душу как не тебе, моя коханочка. Был я в Ростове, ты знаешь, Асюшка, этот город, но что сделали с ним эти изверги, все большие общественные и жилые здания сожгли и разрушили. Просто сердце замирает, когда пройдешь по городу и посмотришь все эти разрушения и поднимается злоба и ничем неистребимая ненависть, кажется никогда бы не устал убивать этих «цивилизованных свиней». На нашем участке фронта враг сейчас присмирел, боев сильных нет, но мы каждый день хотя понемножку убиваем фашистских гадов. Я чувствую себя прилично, здоровье просто на удивление хорошее. Всю зиму я провел на снегу, в степи и ни один раз не кашлянул и ни один раз не было даже паршивенького насморка. Недавно меня аттестовали на новое звание, ходатайствуют о присвоении мне подполковника, но само присвоение, если состоится, то через несколько месяцев, потому что аттестационный материал должен пройти через наркомат обороны. Но дело не в этом. Ленин говорил: «Честные работники за чинами не гонятся». Что я еще хочу тебе сказать, моя милая Асюшка: как сильно хочется мне повидать тебя и милых девочек, кажется хотя бы на один миг. Иногда в бессонную ночь я целыми часами припоминаю каждую черточку на твоем лице, иногда мне кажется, что я даже слышу как ты разговариваешь с девочками. Василек наш погиб, жаль паренька, но ты, Асюшка, не плачь, пусть горе большое, но глаза твои должны быть сухи. Война не любит слез. Помни, что Василек погиб в открытом бою с врагами за родину, пал смертью храбрых. Лучше погибнуть героем, чем жить рабом и трусом. Позволь мне на этом и закончить свою повесть. Привет милым дочуркам и маме.

Бывай здорова, моя любимая Асюшка. Колокольчик ты мой степной!

06.05.1943 г. …От всей души благодарен за восторженное поздравление с присвоением нам звания «гвардейцев-сталинградцев». Но ты моя радость, и еще меня должна поздравить. Я тебе по своей скромности не писал, но сейчас могу сообщить. Меня уже давно наградили орденом «Боевого Красного знамени» правда самого ордена я еще не получил, но приказ Южного Фронта о награждении меня орденом был еще 24 февраля, видимо скоро получу и орден. Ну а за какие дела меня наградили такой высокой наградой, я уж как-либо расскажу, когда вернусь. А в остальном изменений нет никаких. Боев сильных нет, время свободного стало больше. Я его использую на приведение в порядок себя и дел на службе и часто пишу тебе, моя хорошая подружка, письма. О! как я соскучился по тебе если бы ты знала, трудно даже передать. Однажды, не так давно, мы выбили немцев из одного украинского села. Я со своими работниками остановился в хате, которая построена на берегу небольшого пруда. Пруд обсажен ивами. Ночью была невозможная жара в хате. Спать мне совсем не хотелось. Я вышел на улицу, спустился к пруду и уселся на берегу под одну из ив. Высоко в небе висела полнолицая украинская луна. Степной ветерок шаловливо заигрывал с молодыми листьями ив. Плакучие ивы дремали, а их молодые листочки о чем-то таинственно шептались с степным ветерком. В двух или трех километрах от села вели свой ночной разговор пулеметы, изредка ухала артиллерия и взвизгивали вражеские мины. Я сидел на берегу пруда под ивой и думал. Я думал о тебе родная, о полях и перелесках, где ты росла и расцветала как полевой одуванчик, я думал о маленькой речонке, которая знает тайну нашего первого поцелуя. А потом я думал о Шахунье, где ты и я много пережили, но где ты для меня стала милой Асюшкой, а для тебя родным Димусем. Здесь ты познала силу своего духовного и политического роста. О! как много я в эту бессонную ночь передумал. Мне вспомнилась песенка, которую пел один из моих фронтовых товарищей:

Дремлют плакучие ивы

Низко склоняясь над ручьем.

Листья, резвясь шаловливо.

Шепчут во мраке ночном.

А струйки бегут торопливо

В прошлые чудные дни.

Думы о прошлом, далеком

Мне навевают они.

Где ты, голубка родная?

Помнишь ли ты об мне,

Или так же как я вспоминая,

Плачешь в ночной тишине…

А потом я представил какая ты моя радость теперь есть:

«Ты стоишь и улыбаешься, волосы немного распущены и шевелятся, будто ими шалит озорник ветерок, скромному ситцевому платьицу приятно быть надетым на такую стройную фигурку. На лице вопросительно приподнятые брови, красивые ресницы, под которыми горят неугасимой жизнью, мечтательные невинно-страстные, немного с суровинкой глаза, свежий немного припухлый рот и ревниво дразнящие губы».

Живописец, рисуя такой портрет, обязательно влюбился бы.

Такие яркие воспоминания и воображения могут быть только на войне, где смерть сторожит тебя ежеминутно. Далеко от фронта этого не понять… Кто любит родину, свою семью, родные поля и леса, и ту березку возле школы, которая хранит тайну первого признания, тот страшной ненавистью ненавидит врага, в бою он суров, беспощаден и смел. В перерывах между боями, он может быть мечтателем с душой поэта или художника. Да простит