И море, и Гомер – всё движется любовью… - Евгений Михайлович Голубовский
Словарь Даля можно читать подряд, как художественное произведение.
Даль создал словарь, который можно не только использовать как справочник, но и читать как сборник очерков. Перед читателем встает богатая этнографическая информация: конечно, она не относится к словарному толкованию в узком смысле, но без неё сложно представить житейский контекст самих терминов.
Вот пример, живо рисующий атмосферу свадьбы:
«Сваха на свадьбу спешила, рубаху на мутовке сушила, повойник на пороге катала!»
Читатель может узнать про эпистолярный этикет предыдущих поколений:
«Встарь государь или осударь употребляли безразлично, вм. господин, барин, помещик, вельможа; поныне царю говорим и пишем: Всемилостивейший Государь; велик. князьям: Милостивейший Государь; всем частным лицам: Милостивый Государь [отцы наши писали, к высшему: милостивый государь; к равному: милостивый государь мой; к низшему: государь мой]».
Удивительная по подробности энциклопедическая статья дается при слове лапоть. Отметим привлечение не только «живого великорусского», но и «малорусского» (украинского, конкретнее, черниговского) материала:
ЛА́ПОТЬ, м. лапоток; лаптишка, лаптища, м. постолы, юж. зап. (немецк. Ваsteln), короткая плетеная обувь на ножную лапу, по щиколодки, из лык (лычники), мочалы (мочалыжники, плоше), реже из коры ракиты, ивы (верзни, ивняки), тала (шелюжники), вяза (вязовики), березы (берестяники), дуба (дубовики), из тонких корней (коренники), из драни молодого дуба (дубачи, черниговск.), из пеньковых оческов, разбитых ветхих веревок (курпы, крутцы, чуни, шептуны), из конских грив и хвостов (волосяники), наконец, из соломы (соломеники, курск.). Лычный лапоть плетется в 5–12 строк, пучков, на колодке, кочедыком, коточиком (железн. крючок, свайка) и состоит из плетня (подошвы), головы, головашек (переду), ушника, обушника (каймы с боков) и запятника; но плохие лапти, в простоплетку, без обушника, и непрочны; обушник или кайма сходится концами на запятнике и, связываясь, образует оборник, род петли, в которую продеваются оборы. Поперечные лыка, загибаемые на обушнике, называются курцами; в плетне обычно десять курцев. Иногда лапоть ещё подковыривают, проходят по плетню лыком же или паклею; а писаные лапти украшаются узорною подковыркою. Лапти обуваются на портяные и шерстяные подвертки и подвязываются оборами в переплет накрест до колена; лапти без обор для дома и двора, плетутся повыше обычного и зовутся: капцы, какоты, калти, бахилки, коверзни, чуйки, постолики, шептуны, бахоры, ступни, босовики, топыги и пр.
На страницах своего словаря Даль нередко жалуется на тяжесть предпринятого труда.
Но труд Даля примечателен тем, что жалобы не вынесены в предисловие, а разбросаны по статьям (причем их количество закономерно нарастает в последних томах словаря):
Объем. Объем словаря велик, одному не под-силу.
Определить. Чем проще и обиходнее вещь, тем труднее определить ее общим и отвлеченным порядком; определите, например, что такое стол?
П. Это любимая согласная русских, особенно в начале слова (как в средине о), и занимает собою (предлогами) четверть всего словаря.
Сообщник (в гнезде Сообща). У Грима было много сообщников в составлении словаря.
Справить. Править набор для печати, держать корректуру. Больше листа в день этого словаря не справишь, глаз не станет.
Большую роль в истории словаря Даля сыграл Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ, один из величайших лингвистов в истории науки. Иван (Ян) Александрович был поляком, семья которого дерзко претендовала на происхождение от королевского дома Капетингов: его тёзка, тоже Бодуэн де Куртенэ, в XIII веке сидел на завоеванном крестоносцами константинопольском престоле. По легенде, когда вышедшего на политическую демонстрацию профессора отвели вместе со студентами в участок, Иван Александрович написал в полицейской анкете: «Король Иерусалимский». Страсть к политике не оставила его и позже: переселившись после революции в независимую Польшу, Бодуэн защищал национальные меньшинства, в том числе русских, и чуть было не стал первым президентом Польши. И хорошо, что не стал: избранного президента через пять дней застрелил правый экстремист.
В 1903–1909 годах вышло новое (третье) издание словаря Даля под редакцией Бодуэна, пополненное 20 тысячами новых слов (пропущенных Далем или появившихся в языке после него). Словарь стал более удобен для поиска. Свои добавления Иван Александрович аккуратно обозначил квадратными скобками, проявив уважение и чуткость к первоначальному замыслу Даля.
Впрочем, в советское время эта версия словаря не переиздавалась, в частности из-за рискованных добавлений.
Русский мат был хорошо известен Далю, но добавлен в словарь уже после его смерти.
В массовое сознание редакция Бодуэна де Куртенэ вошла не из-за собственно научной стороны: впервые (и чуть ли не в последний раз) в истории массовой отечественной лексикографии в словарь была включена обсценная лексика. Бодуэн обосновал это так:
«Лексикограф не имеет права урезывать и кастрировать „живой язык“. Раз известные слова существуют в умах громадного большинства народа и беспрестанно выливаются наружу, лексикограф обязан занести их в словарь, хотя бы против этого восставали и притворно негодовали все лицемеры и тартюфы, являющиеся обыкновенно большими любителями сальностей по секрету…»
Конечно, и самому Далю русский мат был прекрасно известен, но из традиционной деликатности соответствующие лексемы и фразеологизмы в его словарь не вошли.
Четырехтомный словарь Даля выдержал уже множество переизданий.
Его, как Библию, читали Сергей Есенин и Алексей Ремизов. По сути, без него не обходился ни один серьёзный русский писатель.
Вот какое наследие оставил нам Казак Луганский.
Горностаев? Нет, Горский
Ещё одно значимое имя возвращается в философию, в культуру, в поэзию.
Возвращается и в Одессу, где жил, работал десять лет Александр Горский.
Ещё одна трагическая судьба.
Меня давно интересовало творчество Александра Горностаеева.
Поэт, один из участников одесских альманахов 1914–1917 годов.
Автор рецензии на «Авто в облаках», высоко оценивший творчество Багрицкого.
Автор подборки стихов в альманахе «Седьмое покрывало»
И наконец, последнее, что нашел в одесском альманахе «Посев» (это уже 1922 год) перевод Горностаева стихов Хаима-Нахмана Бялика. Кстати, Бялика уже в Одессе не было, он вместе с группой еврейских литераторов уехал в Палестину.
Мои попытки найти сведенья о Горностаеве (это было лет двадцать тому) завершились тем, что попалась ссылка на издание его книг в 1928 году в Харбине.
Значит, уехал в эмиграцию, решил я. И ошибся.
Много позднее узнал, что Горностаев – псевдоним русского философа Александра Константиновича Горского.
Несколько дней тому назад получил подарок от дочери философа Георгия Гачева, от Анастасии Гачевой, она, продолжая дело отца и мамы, издаёт труды философов-федоровцев, продолжателей дела Николая Федорова, и в этом ряду воскресила
