Ангарский маньяк. Двойная жизнь «хорошего человека» - Елизавета Михайловна Бута

Буквально за несколько дней до отъезда Сергей вновь встретил в коридоре отделения Юрия Морозова. Тот, казалось, стушевался при виде Державина.

— Зайдешь ко мне по-дружески вечерком? — спросил Сергей, сделав вид, что не заметил повисшей в воздухе неловкости, которая обычно сопровождает попавших в опалу. Державин прекрасно знал, чем объясняется такое поведение. Стоит сотруднику как-то себя скомпрометировать, и все вокруг начинают его сторониться, опасаясь «замазаться». Что бы ни случилось. Если привлек внимание, пиши пропало. Тут уж как в концовке старого и несмешного анекдота, который любят вспоминать на лекциях по истории криминалистики: то ли он украл, то ли у него украли, но была там какая-то неприятная история.

— После работы, — кивнул Юрий Морозов. Ему вдруг стало стыдно за свое желание поскорее отвязаться от старого знакомого. Мало ли, что про него говорят, ведь не дети уже, в конце концов.

Вечером они действительно встретились, и все прошло так, как и предполагалось. Сначала мужчины час или два разговаривали о проблемах внутри ведомства, а потом Сергей напомнил о своем предложении. Оба понимали, что у Юрия просто нет выбора: на днях ему намекнули, что он уже в том возрасте, когда нужно огород заводить и внуков нянчить. Морозов понимал, что либо он уходит на пенсию, либо возглавляет эту группу.

— Ты только осторожнее себя веди, — напоследок предупредил его Державин, чувствуя, как с его плеч сваливается огромный, неподъемный груз.

— В плане? Что ты имеешь в виду? — насторожился Морозов.

— Не знаю. Прозвучит глупо, но мы много раз в отделе обсуждали, что в помещении может быть прослушка, — извиняющимся тоном ответил Державин. Ему самому было неловко от того, что он говорит.

— Чья? — нахмурился Морозов. Вдруг сразу захотелось на пенсию, подальше от этого странного отдела и подозрительного человека из Москвы, про которого, похоже, не зря слухи разные ходили.

Он произвел на меня своеобразное впечатление. Говорил о странных вещах, которые впоследствии подтвердились. Я имею в виду слежку, к примеру. Сергей говорил о том, что не стоит нечто важное обсуждать в здании, так как могут слушать. Я отнесся к этому скептически, но потом оказалось, что нас действительно слушали.

Юрий Морозов

17

В пыли дорог

2007–2011 годы

В первое время Михаил Попков отчаянно боялся сажать в машину попутчиков. Сразу же после увольнения с нефтеперерабатывающего завода он устроился на работу в коммунальные службы. Времени свободного теперь было достаточно, но частным извозом подрабатывать он не собирался.

Дочка выросла и превратилась в красивую девушку. Катя поступила в университет, стала много времени проводить с друзьями. Отец никогда не пытался чинить дочери препоны. Когда девушка звонила и говорила, что задержится у кого-то в гостях, Михаил задавал только один вопрос:

— Во сколько за тобой заехать?

Довольно часто оказывалось, что подвезти нужно не только Катю, но и парочку ее подруг. Поначалу Михаил находил тысячу и одну причину, по которой не мог развозить девушек по домам. Устраивал даже скандалы по этому поводу, чем доводил до слез и дочь, и жену. Наконец он все же согласился однажды развезти девушек по домам после концерта в Иркутске. Время было позднее, а девушки выпили по коктейлю и совсем разомлели. Попков специально сделал крюк, чтобы не высаживать дочь и прокатить ее по всем адресам, обезопасив себя от необдуманных поступков. Все прошло без проблем, и в дальнейшем он больше не отказывал Кате в подобных просьбах. Кому-то вечно нужно было добраться поздним вечером до дома, а на улицах было небезопасно.

У меня с дочерью были доверительные отношения. Она могла со мной посоветоваться. Вот даже пример. Она говорит мне: «Папа, мы с подругами пойдем в ночной клуб». Едет из Ангарска в Иркутск. Я ей денег даю. Аккуратно спрашиваю, как она домой возвращаться будет. Она мне: «На такси». Я за нее никогда решения не принимал. Но всегда ждал, вдруг передумает. И посреди ночи мчался в Иркутск, иногда супругу брал с собой. Мы дочку забирали. Я вроде и контролировал всегда ситуацию, но свою точку зрения ей никогда не навязывал.

Михаил Попков

Времена изменились. Стрельбу уже нельзя было услышать даже на самой большой свадьбе, а о маньяке, который бродит по лесу в поисках юных пьяных дев, больше ничего не было слышно. Впрочем, это вовсе не значило, что ходить по вечерам без сопровождения стало безопасно. Михаил продолжал общаться с бывшими коллегами, поэтому прекрасно знал криминальную статистику по городу. Да и не раз он слышал разговоры об изнасилованиях, которые стали своего рода нормой:

— Да если она сама с тобой пошла, чего теперь артачиться-то? Если б она не захотела, то ты б не побежал, — говорил один подвыпивший парень другому.

— Провокация во имя брака, как говорит моя мама, — кивал ему в ответ приятель.

Улицы Ангарска очистились и опустели, а люди перестали носить вызывающую одежду. Вместо ярких баров с неоновой подсветкой стали открываться кофейни, в которых старались обыграть стилистику советского шика, который в Ангарске был в свое время очень распространен. В «стекляшках» 1970-х годов теперь были кафе с колченогими советскими столами, разбитой плиткой и тяжелыми бархатными шторами. Для антуража на окнах расставляли радиоприемники и печатные машинки. Людям постарше такие заведения казались свалкой, но ангарские старики и не имели привычки ходить по кофейням. Все возвращалось на круги своя. Все снова начали на Новый год смотреть советское кино. Сначала в шутку или как дань моде, а потом уже и по любви. По вечерам старались больше не шуметь. Несуразно большие радиоприемники, расставленные в окнах исключительно ради декора, вдруг кто-то ради смеха иногда стал включать. В городских парках появились небольшие красные холодильники, на которых на советский манер было написано слово «мороженое». Молодежь стала проводить время в парках и покупать в фургонах рожки и эскимо. Количество преступлений увеличивалось, но про них теперь не принято было говорить.

Михаил проработал коммунальщиком несколько месяцев, а потом встретил знакомого, и тот рассказал, что работает в фирме, занимающейся перегоном праворульных машин из Владивостока. Скромная контора располагалась в тридцатиметровой комнате в обычном сталинском бараке на первом этаже. Михаил согласился перегнать одну машину и посмотреть, что из этого выйдет. Работа оказалась ему по душе. Нужно было приехать на поезде во Владивосток, забрать там машину, а затем доехать на ней в Иркутск, Ангарск или Братск. Несколько дней наедине с бесконечной, уносящейся вдаль дорогой и мрачным, темным и шипящим лесом — это было