Иеромонарх революции Феликс Дзержинский - Алексей Александрович Бархатов
– Вы, Сергей, ещё и изучением Москвы увлеклись? Возите меня по разным улицам? – спросил с улыбкой.
– Нет, Феликс Эдмундович, не увлекся, – совершенно серьезно ответил тот. – Таков приказ товарища Петерса. Менять маршруты в целях безопасности.
– Не бойтесь и поезжайте старым путем. Безопасность, конечно, важна. Тут с товарищем Петерсом не поспоришь. Но время сейчас дороже.
А вообще-то спорить с Петерсом и Лацисом, сторонниками более радикальных мер, ему приходилось частенько. Как, впрочем, и с чекистами-эсерами, наоборот, всегда придерживавшимися чересчур мягких приговоров. Коллегия насчитывала теперь восемнадцать членов, а применять такую редкую меру, как расстрел, можно было только по единогласному решению.
Хотя недавно сам Дзержинский нарушил это правило, единолично решив участь двух отъявленных бандитов, на счету которых была не одна человеческая жизнь. Их взяли прямо на месте преступления с оружием и взрывчаткой. Взяли прилюдно. И Феликс не сдержался. А на последовавшем экстренном заседании ВЧК это его решение было одобрено.
Да ещё расстреляли одного провокатора, как выяснилось, бывшего жандарма, устроившегося на работу в ВЧК под чужим именем по заданию контрреволюционеров.
Феликс крайне болезненно относился к любым провалам, просчетам, небрежностям в работе и своей, и своих сотрудников. Каждый раз бывая на допросах в Бутырке, обходил камеры, выяснял, кто и за что, записывал жалобы заключенных и строго требовал отчета.
«Тов. Левитан.
Я вчера, 23/VI, был в Бутырской больнице. Следующие просьбы арестованных:
1. Сидит некая Ольга Алексеевна Семенова, был ордер на освобождение Ольги Семеновны Семеновой. Не освобождена. Необходимо справиться и виновного в небрежности привлечь к ответственности.
2. Графов, курьер Свердлова, посажен за пьянство, сошел с «ума», но уже здоров. Запросите Свердлова, что с ним сделать.
3. Сергей Георгиевич Танеев, ар. 10.VI, командир 3-го бат. 3-го Моск. Совет. полка, за дезорганизацию и к.-р. Невиновен. Вел дело Гальперштейн. Доберите справки о деле. Прошение прилагается.
4. Ремнев и Цейтлин. В каком положении их дело? Цейтлин просит разрешить свидание с женой. Уведомить больницу. Утверждают, что их могут взять на поруки Муралов, его секретарь и Раскольников.
5. Гончаренко Юрий Сергеевич, пом[ощник] комис[сара] по продовольствию Прудникова со ст. Лозовая. Ар. 18 V, ни разу не допрашивали. Просит отдать жене забранные музык. инструменты и отослать ему в больницу забранные у него в нашей тюрьме 325 руб.
6. Корольков (из штаба Ремнева) спрашивает о положении его дела.
7. Белянкин из Вологды просит допросить его. Говорит, что обвиняется в к.-р. неправильно. Необходимо послать в больницу бумагу, что он числится за нами. Иначе его могут освободить. Дело было у Закса.
8. Берг Вас. Серг.> – просит освободить на поруки. [Обвиняется в] к.-р., говорит, что ни в чем не виновен. Прошение его прилагается. Проверить по телефону, не ошибка ли, что получил 1 год тюрьмы и за что?..
Все прошения и бумаги верните мне со справками».
Успехи, достигнутые в столице, никак не могли успокаивать. После разоружения в Москве и аналогичных мер в других городах многие анархисты все же ушли в подполье или перебрались на территорию Украины. Нередко они вливались и в вооруженные отряды эсеров-максималистов, как было в Самаре, Ижевске, Воткинске и продолжали представлять серьёзную угрозу.
А губкомиссии на местах часто работали вяло или подменяли борьбу с реальной контрреволюцией просто отдельными массовыми и жесткими карательными мерами, что приносило мало толку, зато вызывало негативную реакцию у населения. Стало заметнее и противодействие в работе со стороны левых эсеров, повсеместно использующих свое участие в комиссиях исключительно для права вето. Такие сведения не могли не настораживать Дзержинского.
После своего третьего съезда, в резолюции которого эсеры снова выступили против Брестского мира, создания Красной армии, продовольственной политики и введения смертной казни по суду, их действия стали и вовсе непредсказуемыми. Назревала необходимость большей координации и централизации в действиях ВЧК и созданных, а где-то только создающихся губернских комиссий. А для этого одних заочных директив мало, необходима всероссийская конференция.
Глава 18
Левоэсеровскиий мятеж
Посидев в Большом театре, где второй день бурно проходил съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатский и казачьих депутатов, послушав основной доклад Ленина, выступление, как всегда, сыпавшего метафорами Троцкого и многочисленные нападки на них левых эсеров, Дзержинский около двух часов пополудни решил вернуться к себе на Лубянку к неотложным делам – благо теперь рядом.
Поднялся в свой кабинет, посмотрел свежую сводку и принялся было за бумаги, но тут заботливый «господин курьер» Сорокин принёс ему тарелку картошки с жареной кониной, кусок хлеба и чай. Голодный желудок, несколько часов эхом отзывавшийся на речи делегатов, принял сторону Сорокина. От бумаг пришлось оторваться. Ел Феликс всегда быстро, как и во всем другом максимально экономя время. Однако даже эту блиц-трапезу закончить не удалось. Раздался телефонный звонок по прямому проводу. У аппарата был Ленин:
– Товарищ Дзержинский! Только что из немецкого посольства сообщили, что на Мирбаха совершено покушение. Бросили бомбу. Он ранен.
Перед глазами Феликса промелькнула картина, как всего пару часов назад на съезде в Большом театре левый эсер Донат Черепанов, знакомый ещё по подпольной кличке Черепок, громогласно вещал: «Товарищи большевики разве не чувствуют петлю Мирбаха на своей шее?» Затем заместитель председателя ВЦИК его однопартиец Камков заявил, что «диктатура пролетариата превратилась в диктатуру Мирбаха», назвав большевиков «лакеями германских империалистов, которые осмеливаются показываться в этом театре». При этом левые эсеры поднялись и, повернувшись к ложе германского посла, стали скандировать: «Долой Мирбаха! Долой немецких мясников! Долой брестскую петлю!»
Граф Вильгельм фон Мирбах. 1910-е гг.
[Из открытых источников]
Бузу удалось прекратить. Но теперь стало ясно, что в театре была лишь прелюдия. Феликс распорядился вызвать к подъезду машину и выскочил из кабинета.
– Феликс Эдмундович, совсем не поели… – удрученно заметил Сорокин.
– Сытость – враг мысли, Григорий Кириллович, – на ходу откликнулся Дзержинский и, захватив с собой трех сотрудников, отправился на место происшествия. Они буквально вскочили в подъехавший автомобиль, и Феликс скомандовал: – Сергей, быстро в Денежный переулок к германскому посольству.
Можно было и не уточнять адрес. Они уже ездили туда недавно. Сначала Спекулятивный отдел доложил о том, что выявил связь крупных российских спекулянтов с сотрудниками посольства. Дипломаты и агенты немецких фирм сразу после заключения мира стали по дешевке скупать акции и ценные бумаги подлежащих национализации предприятий, чтобы затем предъявить их к оплате по номиналу, причем золотом, согласно условиям Брестского мира.
Это была гигантская и крайне
