На линии огня - Михаил Сидорович Прудников
— А если я все же потребую назвать его имя? — уже твердо, решительно спросил Кауфман, и все заметили, как внутренне он напрягся.
— Хм! — Григорий несколько протрезвел. — Вам придется подождать с ответом. Он скоро будет здесь, и при необходимости мы поговорим втроем.
Кауфман понял, что проигрывает эту словесную дуэль, и, открыв еще одну бутылку шампанского, стал наливать Григорию, а сам повернулся к Шуре:
— Вы уверены, что ваша служанка хорошо приготовит кофе?
— Я не думаю, чтобы она хотела потерять благорасположение хозяйки, — надменно ответила Шура.
— А я могу назвать вашего покровителя, — вдруг, возвращаясь к прежней теме, сказал Блекер Григорию. — Но берегитесь, если я ошибусь.
— Не хочу беречься! — Григорий шутливо поднял руки. — Не надо называть! Не надо имя господнее произносить всуе.
— Вы рассчитываете встретиться с ним в городе? — возобновляя прежний интерес, спросил Кауфман.
— Не знаю, — отвечал Григорий. — Не уверен. Я, может быть, уеду на днях. Может быть, не встречусь. Впрочем, это ничего не меняет.
— Когда вы собираетесь уехать? — Похоже, Кауфман уже допрашивал.
— Как только подадут вагон. Возможно, и раньше, как только почта доставит мне на него документы.
— А вы не согласились бы подождать три дня? — Кауфман смотрел уже пристально, не скрывая своего интереса.
— Три? Конечно, согласился бы! Если в этом будет нужда.
— Будет! — заверил Кауфман
— Тогда — согласен! — не стал артачиться и Григорий.
Оля принесла кофе, ловко, не пролив ни капли, разлила его по чашкам. Напиток искрился густой коричневой пеной, приятно дымился. Блекер отхлебнул глоток, похвалил:
— Недурно. Весьма недурно!
Кауфман не сказал ничего, а Шура, отпив из чашки, недовольно крикнула:
— Ольга!
— Да, пани. — Девушка выжидательно остановилась на пороге комнаты.
— Это не так плохо, чтобы наказывать тебя, но в следующей порции удвой. Кофе должен быть кофе, а не подкрашенной водичкой.
— Слушаюсь, пани.
— Хорошая школа, — отметил Кауфман, хваля то ли служанку, то ли госпожу.
Григорий неожиданно поднялся:
— Я прошу меня извинить: кажется, я не очень трезв. Позвольте мне уйти.
Никто не возразил ему, и Григорий, поцеловав руку Шуре, а потом с чувством пожав руки Кауфману и Блекеру, удалился.
Оля еще принесла кофе, но на этот раз пили его равнодушно, без каких-либо оценок. Отставив чашку, Шура с извиняющейся улыбкой сказала:
— Господа, я очень устала сегодня. Прошу разрешения покинуть вас.
Кауфман и Блекер учтиво поднялись, проводили девушку поклонами.
Оля убирала со стола.
— Не трогайте мою чашку, — сказал Кауфман по-немецки.
Оля остановилась в растерянности:
— Извините, господин, я не знаю немецкого языка.
Кауфман не стал повторять распоряжения по-русски, в раздражении отвернулся, потеряв к служанке всяческий интерес.
— Он человек Полдига, — сказал Блекер. — Такие деньги могут быть только у человека Полдига.
— Мы узнаем об этом через три дня, — лениво ответил Кауфман, потирая покрасневшие глаза. — И история с Робертом, надеюсь, к этому времени прояснится.
— Только не убеждай меня, — Блекер усмехнулся, — что ты лишь из недоверия поселил ее у себя. Я не ревную Но в общем-то это свинство.
— Инициатива была не моя, — отрезал Кауфман. — За кого ты меня принимаешь?
— Неужели — ее? — не поверил Блекер.
— Так сложились обстоятельства. Уберите сахар, — между тем спокойно добавил Кауфман, не обращаясь прямо к Оле, но пристально следя за ней. Однако Оля не отреагировала.
— Ты подозреваешь служанку? — спросил Блекер.
— На всякий случай. По привычке.
Ночью Оля рассказала Шуре:
— Полдиг действительно должен приехать через три дня. Кауфман до конца не верит ни тебе, ни Григорию. Блекеру сейчас ни до чего, он просто ревнует.
Услышав какой-то шорох в другой комнате, девушка тут же прошла за ширму, где стоял ее диван.
— Вы не спите? — раздался приглушенный голос Кауфмана из-за двери.
Шура не ответила. За дверью покашляли, и все смолкло.
6. ПО ТОНКОМУ ЛЬДУ
Утром Кауфмана разбудила служанка. Он разрешил ей войти и выслушал ее в постели. Девушка была взволнована, протянула жандарму конверт, рассказывала:
— Я выносила мусор… Вдруг ко мне подбежал какой-то солдат, протянул вот это письмо. Сказал: «Для пани Анны». И тут же убежал. Я подумала… я решила сперва показать письмо вам. Надеюсь, господин меня не осудит?
Кауфман взял конверт, но не спешил заняться им, рассматривал Олю, усмехнулся:
— Ты далеко пойдешь. Но учти: можешь сколько угодно предавать свою госпожу, однако не дай тебе бог когда-нибудь предать немецкого офицера.
Служанка потупила взгляд, потеребила фартук.
— Успокойся, — милостиво добавил Кауфман. — Ты поступила правильно. Только запомни: об этом не должен знать никто, кроме нас с тобой. Никто! Поняла?
Девушка кивнула согласно.
— Пани Анна еще спит? — поинтересовался Кауфман.
— Да.
— Не торопись будить ее. Можешь идти.
Когда Оля вышла, Кауфман вскрыл конверт, достал из него сложенный вчетверо лист бумаги, на котором было написано по-немецки:
«Вы еще молоды, Анна. Вы не застрахованы от ошибок, особенно в такое время. Вы гонитесь за внешним, но оно может обмануть Вас. Кауфман прикидывается другом, а сам послал запрос в Прибалтику, чтобы убедиться в Вашей подлинности. Неужели Вы сможете после этого продолжать симпатизировать ему? Уверяю Вас, на белом свете есть более расположенные к Вам сердца, которые могут принести гораздо больше пользы Вашей будущей жизни».
Подпись отсутствовала.
«Это, несомненно, Блекер! — подумал Кауфман. — Какая же скотина этот Блекер! И он будет сегодня, как ни в чем не бывало, смотреть мне в глаза! Ладно, Блекер. Когда-нибудь я расквитаюсь с тобой. Я покажу тебе это письмо, и ты ответишь мне на несколько пристрастных вопросов!»
За завтраком Кауфман словно невзначай спросил свою гостью:
— Как вы относитесь к Блекеру?
— Вчера он вел себя как настоящий мужчина.
«Настоящий мужчина! — зло подумал Кауфман. — Вся его жизнь состоит из подметных писем, и даже здесь он остался верен себе. Скотина! Хочет испортить мне милое приключение, которого так не хватало в этой дыре. Но Анна не получит ни этого твоего письма, ни последующих. Если они будут».
Вслух же Кауфман сказал, усмехнувшись:
— Когда-нибудь вы пересмотрите свои представления о настоящих мужчинах. Уверяю, у вас еще будет такая возможность.
— Вы считаете, что я ошибаюсь в Блекере? — кокетливо и наивно спросила Шура. — В чем же, скажите?
— Вам выгодно не ошибиться во мне, — холодно ответил Кауфман. Советую не забывать об этом. Учтите, в ваших же интересах.
— Вы в чем-то упрекаете меня? — Шура чуть закусила нижнюю губку так она была особенно мила.
— Отнюдь нет! — поспешил заверить Кауфман,
