Кутузов - Сергей Юрьевич Нечаев
Суть всей этой интриги Михаила Илларионовича можно объяснить его личной неприязнью к генералу Л.Л. Беннигсену. Как пишет историк В.М. Безотосный, Беннигсен играл для Кутузова роль «раздражающего фактора», так как он был «единственный из высшего командного состава, кто обжаловал поведение главного вождя армий в письмах к императору».
Участник тех событий В.И. Левенштерн потом отмечал, что по отношению к Кутузову «центром злословий была квартира генерала Беннигсена». Подобного Михаил Илларионович никогда не прощал.
Безусловно, и Л.Л. Беннигсен был далеко не ангел, но в данном случае его, как утверждает академик Е.В. Тарле, «возмутило не только нежелание Кутузова помочь в решительный момент, но и приказ фельдмаршала, чтобы Беннигсен немедленно после битвы отошел с войском на 12 верст назад, в исходную позицию».
Леонтий Леонтьевич, рассказывая обо всем своей жене, жаловался на Кутузова: «Мне нужно с ним ссориться всякий раз, когда дело идет о том, чтобы сделать один шаг против неприятеля, и нужно выслушивать грубости от этого человека!»
* * *
Аналогичным образом М.И. Кутузов не прекращал интриговать и против генерала Барклая де Толли, который, как отмечает историк Н.А. Троицкий, «в нравственном отношении был безупречен».
Добавим, что последней каплей, переполнившей чашу терпения Михаила Богдановича, стало то, что Кутузов передал из его армии в арьергард генерала Милорадовича почти 30 000 человек. Казалось бы, ну передал, и что? Как новый главнокомандующий – имел полное право. Но дело в том, что при этом самого Барклая даже не известили о данном решении, что было равносильно публичному оскорблению. И, кстати, Кутузов потом оправдывался тем, что дежурный генерал просто забыл передать его распоряжение, но эти притворные заверения не убедили Барклая, и он немедленно сдал командование и уехал в Санкт-Петербург.
Историк Н.А. Троицкий делает вывод: «Барклай был поставлен в невыносимое положение: с ним в главной квартире перестали считаться, ему самому и даже через его голову подчиненным ему командирам “пролазы” из окружения Кутузова отдавали бестолковые повеления. “Бестолочь” главной квартиры шокировала педантичного Барклая и, в конце концов, вывела его из себя».
* * *
Итог тарутинских интриг Кутузова подводит в своих «Записках» В.И. Левенштерн: «Кутузов, не желая разделять своей славы с кем бы то ни было, удалил Барклая, оттеснил Беннигсена и обрек Ермолова на полнейшее бездействие. Генерал Коновницын, полковник Толь и зять Кутузова, князь Кудашев, были единственными поверенными его тайн».
При этом генерал А.П. Ермолов, будучи сам известным в армии интриганом, оказавшись «подмятым» кутузовским окружением, открыто начал весьма негативно отзываться о главнокомандующем. Например, в своих «Записках» он написал: «Между окружавшими его <…> были лица с весьма посредственными способностями, но хитростью и происками делались надобными и получали значение. Интриги были бесконечные; пролазы возвышались быстро».
Генерала же Коновницына Ермолов вообще оскорбил, написав в одном из писем, что тот «великая баба в его должности» и «бестолочь страшная».
И, конечно же, увлеченным всей этой «борьбой» русским полководцам было в тот момент не до «последнего и решительного боя» со все еще достаточно сильным Наполеоном. Для них, похоже, гораздо важнее были бесконечные интриги и демонстрации взаимного неудовольствия.
Переговоры с генералом Лористоном
Утром 23 сентября (5 октября) 1812 года М.И. Кутузов получил письмо от начальника Генерального штаба Великой армии маршала Бертье, извещавшее о желании Наполеона прислать для переговоров Жака-Александра-Бернара Лористона, недавнего посла Франции в Российской империи. Михаил Илларионович первоначально согласился принять французского генерала и встретиться с ним ночью на аванпостах, но известие о прибытии Лористона вызвало неоднозначную реакцию в штабе русской армии. Историк В.К. Надлер пишет: «По всему лагерю разнесся слух, что к нам едет уполномоченный императора французов, что главнокомандующий согласился принять его в тайной аудиенции, что перемирие, а, быть может, и самый мир весьма вероятны и близки. Всеобщее уныние, сдержанное негодование распространилось по всему лагерю. С негодованием отвергали наперед все чисто русские сердца всевозможные предложения победителя. Ропот против Кутузова, недоверие к его намерениям высказывались громко в среде генералов и высших офицеров».
М.И. Кутузов не мог не замечать эти грозные симптомы, но относился к ним с демонстративным хладнокровием. «Успокойтесь, господа, – говорил он, – Бонапарт может разбить меня, но он никогда не обманет меня».
Те, кто хорошо знал старого фельдмаршала, успокоились. Не успокоились только люди, вовсе не знакомые с натурой Михаила Илларионовича. Больше всех суетился и бил тревогу, как и всегда, генерал Л.Л. Беннигсен. И он не просто забил тревогу, он оповестил близких ему генералов, которые могли бы помочь ему воспрепятствовать встрече русского главнокомандующего и наполеоновского посланника. Извещен был и представлявший британские интересы при русской армии генерал Роберт Томас Вильсон. Как представитель Великобритании, он считал себя вправе препятствовать всякому сепаратному соглашению с Наполеоном и стремиться, чтобы была достигнута главная цель войны – истребление Наполеона.
К нему-то и обратился генерал Беннигсен.
Вильсон находился в авангарде, когда казак привез ему от Беннигсена записку, извещавшую о том, что Кутузов дал Лористону слово увидеться с ним после полуночи впереди русских форпостов.
У историка В.К. Надлера читаем: «Наслушавшись всех этих толков, вытекавших или из полного незнания характера и настоящих намерений князя Кутузова, или из злонамеренности, из желания подкопаться под старого вождя, тщеславный Вильсон вообразил, что настала, наконец, минута, когда он может выступить в роли высшего посредника, предупредителя чуть не государственной измены».
Вильсон бросился к главнокомандующему и застал Кутузова в обществе двух офицеров – спокойного и флегматичного, как всегда.
– Что нового в авангарде? – спросил он британского генерала.
– Нового нет ничего, – ответил Вильсон, – но я имею сообщить Вашей светлости нечто весьма важное. Наедине.
Михаил Илларионович дал знак, и офицеры удалились из комнаты.
– Я прибыл, – начал Вильсон, – вследствие тех неблагоприятных, хотя, как я надеюсь, неосновательных слухов, которые дошли до меня сегодня утром. Слухи эти настолько тревожны, что они возбуждают всеобщее недоумение и беспокойство. И было бы крайне желательно, чтобы сам фельдмаршал положил предел их дальнейшему распространению.
Затем Вильсон в максимально корректной форме передал Кутузову слух, распространившийся по армии, и просил или опровергнуть его, или отказаться от встречи с Лористоном, если она действительно была условлена.
Михаил Илларионович возразил британцу довольно резким тоном, что «он командующий всей армией и лучше знает порученную ему должность; что действительно он согласился на просьбу французского императора о встрече с генералом Лористоном сей ночью, дабы избежать огласки, могущей привести к превратным толкам».
Помолчав немного, Кутузов добавил:
– Я знаю, что предложения будут мирного свойства и поведут, быть может, к удовлетворительному и почетному для России соглашению.
Выслушав объяснения фельдмаршала, Вильсон
