Кутузов - Сергей Юрьевич Нечаев
Почему же граф Ростопчин «похитил у себя лучшую славу»? Тому есть несколько причин, и главная из них состоит в том, что он не захотел противоречить официальному Санкт-Петербургу, решительно объявившему поджигателем Наполеона. Кроме того, ему хотелось спасти себя от ненависти соотечественников, разоренных в результате пожара Москвы.
Скандалы и интриги Тарутинского лагеря
Сразу после сдачи Москвы русская армия отошла на юго-запад, в сторону деревни Тарутино, где был разбит большой лагерь. И там, как отмечает историк В.М. Безотосный, «вновь разыгрались генеральские страсти».
Виной всему стал М.И. Кутузов и некоторые генералы из его окружения, которые «продолжали активно действовать, правда, не на поле брани. Основным местом “действия” стали армейские штабы, где бушевали нешуточные страсти, разыгрывались различные закулисные комбинации, а причина таилась в оскорбленном честолюбии и непомерных амбициях генералов».
По этому поводу генерал Н.Н. Раевский в одном из своих писем от 7 (19) октября 1812 года сделал совершенно потрясающее признание: «Я в главную квартиру почти не езжу, она всегда отдалена. А более для того, что там интриги партий, зависть, злоба, а еще более во всей армии эгоизм, несмотря на обстоятельства России, о коей никто не заботится».
Прежде всего «высший генералитет и штабная молодежь “за глаза” критиковали нового главнокомандующего».
И, надо сказать, было за что. Здесь были, конечно же, личные служебные обиды, но еще генералы ставили Михаилу Илларионовичу в вину «чисто профессиональные упущения: проигрыш Бородинского сражения, оставление Москвы без боя, разлад армейской системы управления, пассивность и бездеятельность в ведении военных действий».
Но и это еще не все. В донесениях, поступавших из Тарутино в Санкт-Петербург, «фигурировало и обвинение, что главнокомандующий спит по 18 часов в сутки».
Старый генерал от инфантерии Б.Ф. Кнорринг, воевавший еще при Екатерине Великой, отреагировал на это обвинение следующим образом: «Слава богу, что он спит, каждый день его бездействия стоит победы».
Не менее оригинально этот же 66-летний генерал отреагировал на другое обвинение в том, что Кутузов «оставляет армию в бездействии и лишь предается неге, держа при себе молодую женщину в одежде казака».
* * *
Тут речь идет о той самой Луксандре Гулиано, о которой рассказывалось выше и которую Кутузов привез из Бухареста. Это видели все, и очень скоро на стол Александра I легло донесение от генерала Л.Л. Беннигсена, в котором сообщалось, что фельдмаршал проводит слишком много времени наедине с девушкой-подростком.
Чтобы Луксандра не бросалась в глаза посетителям штаба, Михаил Илларионович наряжал ее в казацкую униформу. Генерал Л.Л. Беннигсен считал, что из-за чрезмерных страстей Кутузов утратил способность эффективно управлять войсками. Но конфликт завершился не так, как ожидал автор доноса: Александр I переправил письмо непосредственно Кутузову, в результате чего Беннигсен временно покинул русскую армию. Однако информация о «молоденькой девочке, одетой казаком», которая находилась при Кутузове, продолжала поступать к царю и позже – об этом ему писал, например, генерал-губернатор Москвы граф Ф.В. Ростопчин.
А закончилась вся эта история тем, что Николо Гулиано развелся с женой, а она в 1827 году снова вышла замуж за грека, секретаря при русской миссии в Константинополе, по имени Левенди. У них родился сын, Ахилл Левенди.
Как утверждает историк Н.А. Троицкий, «привычку облачать своих наложниц à la cosaque Михаил Илларионович сохранил, по крайней мере, с турецкой кампании 1811 года. По воспоминаниям А.А. Симанского, при первых же встречах с войсками после назначения главнокомандующим, на пути от Царево-Займища к Бородину, Кутузов демонстрировал верность этой привычке».
Впрочем, и на это «екатерининский орел» Б.Ф. Кнорринг со смехом заметил: «Он возит с собою переодетую в казацкое платье любовницу. Румянцев возил по четыре; это – не наше дело».
Кутузов ужасно легко подчинялся женскому влиянию, и женщины, какие бы они ни были, господствовали над ним самым неограниченным образом. Это влияние женщин на толстого одноглазого старика прямо было смешно в обществе, но в то же время и опасно, если страдающий такой слабостью назначался во главе войск. Он ничего не скрывал от своих повелительниц и ни в чем им не отказывал, a вследствие этого возникала, конечно, масса неудобств.
АЛЕКСАНДР ФЕДОРОВИЧ ЛАНЖЕРОН, граф, французский эмигрант, русский генерал
Понятно, что все это страшно раздражало императора Александра I. И не просто раздражало. В сложившейся критической обстановке он был «не просто недоволен Кутузовым, но и готовился <…> отстранить его от командования».
Но не отстранил. Хотя, наверное, уже надо было.
Проблема заключалась в том, что у Наполеона к тому времени уже не было превосходства в силе, а М.И. Кутузов, как считает историк Н.А. Троицкий, «не был инициативен в руководстве войсками».
В боевых действиях на юго-западе от Москвы «Кутузов не только не помог Беннигсену сражаться и победить, но и запретил стоящему на левом фланге Милорадовичу помогать Беннигсену. И это опять-таки в натуре Кутузова: а вдруг Беннигсен и вправду победит? Тогда вся слава достанется ему! А это для Кутузова – как ножом по сердцу».
Более того, как пишет академик Е.В. Тарле, Кутузов «по злостному капризу» не только не дал в нужный момент подкрепление, но и приказал войскам отступить и вернуться на свои тарутинские позиции. Естественно, генерал Л.Л. Беннигсен был вне себя от ярости. «Я не могу опомниться! – писал он жене. – Какие могли бы быть последствия этого прекрасного, блестящего дня, если бы я получил поддержку <…> Тут, на глазах всей армии, Кутузов запрещает отправить даже одного человека мне на помощь, это его слова. Генерал Милорадович, командовавший левым крылом, горел желанием приблизиться, чтобы помочь мне, – Кутузов ему запрещает <…> Можешь себе представить, на каком расстоянии от поля битвы находился наш старик! Его трусость уже превосходит позволительные для трусов размеры, он уже при Бородине дал наибольшее тому доказательство, поэтому он и покрыл себя презрением и стал смешным в глазах всей армии».
В книге участника войны 1812 года И.П. Липранди читаем: «Никакое красноречие самих Демосфенов и Цицеронов не снимет с Кутузова укора в том, что он не действовал сообразно с ходом дела <…> 6-й корпус, при котором я находился, и другие корпуса стояли на картечный выстрел свидетелями, как французы справлялись с напавшими на них, а наша масса не трогалась, тогда как одно движение ее вперед было бы достаточно. Словом, пятьдесят тысяч человек смотрели, как в цирке зрители, на арену. Надлежало быть там, чтобы судить об этом <…> Ничто не оправдает этого бездействия со стороны Кутузова».
Чуть ниже этот же автор с сожалением добавляет:
