Вячеслав Молотов. От революции до Перестройки. - Александр Владленович Шубин
Выполняя решение съезда, комиссия под руководством Молотова и Кагановича подготовила постановление «О назначениях», принятое Оргбюро 12 июня. К ноябрю аппарат Молотова и Кагановича составил два списка должностей: номенклатура № 1 (около четырех тысяч постов, избрание и назначение на которые санкционировалось Политбюро или Оргбюро) и номенклатура № 2 (посты, назначение на которые могли осуществлять ведомства по согласованию с учетно-распределительным отделом ЦК и с санкции одного из его секретарей).
Номенклатурные работники далеко не сразу оторвались от социальной почвы, из которой вышли. Сохранялись родственные связи, общее революционное прошлое, делавшее товарищами и сослуживцами самых разных людей. Партийный чиновник мог возвыситься, но все равно узнавать от знакомых и родственников, как оно там живется под руководством «партии пролетариата». Когда Молотов уже работал в Москве, к нему приезжал отец. Вячеслав Михайлович вспоминал: «По церквам ходил… Он религиозный был. Не антисоветский, но старых взглядов»[246]. В марте 1923 года он получил письмо, где отец жаловался на тяжесть налогов, которые разоряют нолинцев, на бестолковое строительство электростанции, плотину которой прорвало, так что дома затопило и деньги горожан смыло. О том же писал и брат Владимир. Отца не станет в 1923 году[247].
Разруха в Нолинске отражала общую неэффективность хозяйствования коммунистов. В 1923 году после первых успехов новая экономическая политика столкнулась с серьезной проблемой – кризисом сбыта промышленной продукции. Если измерять ее цену в пудах зерна, то она выросла по сравнению с 1913 годом в 3–4 раза. Государственные тресты диктовали монопольные цены, а частные перекупщики вздували их еще выше. Это привело к затовариванию – промышленные товары были так дороги, что масса населения просто не могла их покупать. Товарообмен между городом и деревней замер.
Рабочему классу, которому внушали, что он – «гегемон революции», опять напомнили, что зарплату нужно зарабатывать в поте лица. В этой обстановке достаточно было искры, грубости заводского начальства – и вот уже летом 1923 года прошли забастовки в Москве, Петрограде, Донбассе и других местах. На недовольство рабочих обратила внимание пресса. В газете «Труд» количество сообщений о трудовых конфликтах с 1922 по 1923 год возросло с 28 до 100[248]. Массовые забастовки в «государстве рабочих и крестьян» были настоящей пощечиной коммунистам.
Между членами Политбюро начались споры на извечные темы: «кто виноват?» и «что делать?» «Тройка» была неустойчива. В июле Зиновьев и Бухарин на отдыхе в Кисловодске во время посещения пещеры приватно обсуждали упразднение Оргбюро (этот орган дублировал отчасти Политбюро, а отчасти Секретариат) и создание нового Секретариата в составе Сталина, Зиновьева и Троцкого. Смысл заключался в том, чтобы поставить Секретариат под контроль всех трех центров силы в руководстве РКП(б). В итоге, решили расширить Оргбюро, и оно во многом стало дублировать Политбюро, так что роль Секретариата как центра подготовки ключевых решений только возросла.
По мере развития номенклатурного принципа комплектования кадров «партия» (то есть Секретариат ЦК во главе со Сталиным, Молотовым, Рудзутаком и Кагановичем) развернула кадровое наступление и на епархию Троцкого – в сентябре на пленуме ЦК было принято решение пополнить состав РВСР видными партийными деятелями, вовсе нелояльными Троцкому. Такое случалось и прежде, но теперь Троцкий был возмущен, потому что это было сделано без договоренности с ним и без ясных причин. Стало ясно, что большинство Политбюро не собирается считаться с ним в столь важном вопросе, то есть не признает его равноправным членом руководства. 25 сентября Лев Давидович возмущенно покинул зал, где заседал пленум.
8 октября 1923 года Троцкий написал письмо в Политбюро, в котором, разбирая причины возникшего социально-экономического кризиса, утверждал, что «хаос идет сверху», так как назначаемые руководители подбираются не по принципу компетентности, а по принципу лояльности, а Политбюро работает бессистемно[249]. В письме Троцкий увязал предмет своего личного недовольства – подчинение кадровой политики «секретарской диктатуре» – со множеством экономических и внешнеполитических проблем, которые также упомянуты в письме, и которые действительно обострились в это время. Троцкий выводит из бюрократизации управления партией ее неудачи на хозяйственном и внешнеполитическом фронтах.
Г. Е. Зиновьев, А. А. Сольц и Ф. Э. Дзержинский. Автор Н. И. Бухарин. 25 июня 1923. [РГАСПИ. Ф. 74. Оп. 2. Д. 168. Л. 2]
Лев Давидович Троцкий. 1920-е. [Из открытых источников]
Письмо Троцкого положило начало обмену полемическими текстами между ним и большинством Политбюро. Читателями этой полемической переписки сначала стали несколько соратников Троцкого, а затем – и более широкий круг членов ЦК и партийных лидеров, которым стал рассылать письма Секретариат ЦК. Сталин, Молотов и их союзники были возмущены обвинениями в «секретарской» диктатуре. Троцкий бросил вызов только что оформившейся номенклатуре. В этом и состояло его главное «преступление перед партией».
Отстоять свою позицию Троцкий не сумел – вскоре он заболел, простудившись на охоте. Однако он был не одинок. Е. Преображенский написал письмо с критикой проводимого курса. К 15 октября его подписали 46 видных большевиков. Они считали, что «продолжение политики Политбюро грозит тяжкими бедами для всей партии», что связано с «бессистемностью решений ЦК, не сводящего концы с концами в области хозяйства». Плохое качество экономического руководства, вылившееся в кризис «ножниц цен», письмо связывало с бюрократизацией партийного руководства, «разделением партии на секретарскую иерархию и мирян», как в церкви[250].
Недовольство было налицо. Большинство членов Политбюро решило придавить это выступление авторитетом ЦК, но, поскольку соотношение сил было еще не ясно, пригласили на объединенное заседание ЦК и ЦКК еще представителей 10 парторганизаций, чья позиция была известна. Молотов занимался предварительным выяснением настроений партийных функционеров, их инструктированием, подготовкой ответственных мероприятий. Заседание, проходившее 25–27 октября в отсутствие заболевшего Троцкого, объявило его выступление «нападением на Политбюро», «политической ошибкой» и «сигналом к фракционной группировке», каковой явилось письмо 46-ти[251]. Политбюро требовало «не выносить сор из избы», но письма оппозиционеров уже распространялись в партийных кругах и даже за их пределом. Тогда большинство членов Политбюро договорились с Троцким о компромиссе. В резолюции «О партийном строительстве», согласованной 5 декабря (с некоторыми поправками ее подтвердит XIII конференция
