Чайковский. Истина русского гения - Евгений Александрович Тростин
Генеральная репетиция состоялась 2 января 1890 года, а 3 января состоялось первое публичное представление «Спящей красавицы». Успех был огромный. Поэтичная музыка движущейся панорамы, чудный вальс и множество других интересных номеров партитуры, без преувеличения можно сказать, очаровывали слух. Петипа превзошел себя в сочинении танцев и групп. Артисты также отличились, и как сама Спящая красавица – Аврора – госпожа Карлотта Брианца, так и прочие персонажи вызывали восторг. Помню, особенно была мила маленькой кошечкой танцовщица Андерсон, впоследствии поплатившаяся за свою неосторожность с огнем и получившая на репетиции балета «Золушка» 3 декабря 1893 года сильные ожоги от загоревшихся тюников, заставившие ее покинуть сцену. Значительную долю успеха следовало отнести к самой постановке балета: к расположению групп и танцев и к обстановке пьесы: к декорациям и в особенности к костюмам, исполненным по рисункам самого Всеволожского. Успех «Спящей красавицы», как известно, рос с каждым представлением. Это одно из тех счастливых музыкально-хореографических произведений, подробности красоты которого все более раскрываются по мере углубления в знакомство с ним. Музыка балета очень быстро стала популярной: вальс из «Спящей красавицы» и многие другие номера вскоре можно было услыхать и на концертных эстрадах, и в домашнем фортепианном исполнении, и, наконец, на механических инструментах.
Отъездом Петра Ильича в Москву после постановки «Спящей красавицы» закончился этап создания этого балета и начался этап «Пиковой дамы».
Идея создания оперы на сюжет пушкинской «Пиковой дамы» давно еще явилась у московского музыканта-композитора И. С. Кленовского, по просьбе которого Модест Ильич Чайковский еще в 1886 году начал писать либретто. С течением времени Кленовский охладел к этому сюжету и отказался от «Пиковой дамы». Было ли случайным совпадение, что И. А. Всеволожскому пришло в голову создание оперы «Пиковая дама» или он узнал о готовой работе М. И. Чайковского над либретто ее, я не могу сказать, но помню, что в декабре 1889 года разговор об опере на этот сюжет был уже поднят.
Всеволожской очень горячо и настойчиво отнесся к своему замыслу и тогда же говорил по этому поводу с Петром Ильичом. Чайковский охотно согласился написать музыку «Пиковой дамы». В том же декабре месяце Модест Ильич Чайковский познакомил Дирекцию со своим либретто оперы, а Всеволожской, увлеченный сюжетом, приложил свою художественную фантазию и незаурядный талант к разработке многих подробностей постановки и даже к планировке хода действия пьесы. Им, между прочим, намечена схема сцены встречи Германа и Графини в ее спальне. Он же рекомендовал Петру Ильичу старинный сборник французских арий, песен и романсов XVIII века, который должен был навести композитора на мелодию дремлющей Графини, впоследствии так трогательно созданной Чайковским на слова: «Je sens mon coeur qui bat, qui bat, je ne sais pas pourquoi». Тогда же была намечена постановка на балу интермедии с пением и танцами, в которой Всеволожской надумал составить из всех действующих в ней лиц группу фигурок старинного севрского фарфора и заказал для них талантливому скульптору П. П. Каменскому, заведовавшему тогда бутафорской мастерской Дирекции, белые с голубым и с золотом, сделанные под фарфор, постаменты. Большинство деталей mise en scene и многие моменты композиции были обдуманы также Всеволожским, и Петр Ильич, по всей справедливости, мог отнести на пай Ивана Александровича часть тех лавров, которыми увенчана опера «Пиковая дама».
Вскоре же после спуска корабля «Спящей красавицы» Петр Ильич отправился за границу и поселился в Италии, чтобы уединиться для творчества. Мировой столице искусства, очаровательной Флоренции, с квартиркой на поэтичном Lungarno, выпало на долю стать местом создания музыкального произведения, закрепившего за Чайковским репутацию высокоодаренного художника. Работа по композиции пошла необыкновенно быстрым темпом. В самом начале марта 1890 года все семь картин оперы были кончены, и к маю месяцу клавираусцуг «Пиковой дамы» был уже в нотопечатне издателя г. Юргенсона. В мае месяце 1890 года Всеволожской, между прочим, писал мне из деревни, что Чайковский просил его в третьей картине «Пиковой дамы» устроить появление Екатерины Великой на балу. Но по тогдашним цензурным условиям это оказалось неосуществимым.
Как раз в мае месяце 1890 года чуть-чуть не пробежала между мной и Чайковским досадная черная кошка в лице этого самого П. И. Юргенсона… Чтобы надлежащим образом осветить этот эпизод из моего знакомства с Петром Ильичом, я считаю необходимым отметить здесь два обстоятельства.
Во-первых, следующее: первоначальным издателем произведений Петра Ильича был Бессель, который, как говорили близкие Чайковскому люди, изрядно эксплуатировал непрактичность композитора. Разойдясь с Бесселем, Чайковский передавал все свои сочинения П. И. Юргенсону, которому доверился вполне. Юргенсон был одновременно и издателем сочинений, и, на правах друга, – банкиром Петра Ильича, который таким образом оказался, как говорила настойчивая молва, попавшим из одной кабалы в другую, горшую, что, конечно, Чайковский отрицал с большим раздражением. При таких обстоятельствах я с некоторым предубеждением, каюсь, даже с опаской, может быть малоосновательной, относился ко всякого рода посредничеству Юргенсона в сделках с Чайковским.
Вторым из упомянутых обстоятельств явилось мое особенно ревнивое в свое время отношение к вопросу о композиторских манускриптах. В целом ряде осуществленных мною в восьмидесятых – девяностых годах прошлого столетия работ и новшеств по устройству художественного хозяйства петербургских театров, по постройке всяких мастерских, центральных и театральных складов и пр. особенно ценными для меня детищами явились две центральные библиотеки: сперва драматическая, а позднее другая – музыкальная. Над устройством последней немало потрудились тогда инспектор музыки Е. К. Альбрехт, начальник нотной конторы Н. О. Христофоров и позднее К. А. Кучера, как заведующий оркестрами. Перерыты были и сараи, и чердаки театров, и домов Дирекции, в которых и найдено было много всяких нот, местами уже истлевших от сырости, местами изъеденных мышами. Нашлись драгоценные предметы, как, например, рукописи самих, если не ошибаюсь, Паизиелло, Сарти, Арайи и других композиторов. Все это было
