Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин
Выше по Неве, соединенное с Дворцовой площадью Миллионной улицей, открывалось Марсово поле (Царицын луг) – широкое и пустынное. По сторонам его поднимались здания Мраморного дворца и Михайловского (Инженерного) замка. В пушкинское время и эта площадь получила свое архитектурное завершение, когда в конце 1810-х годов по проекту В. П. Стасова здесь было построено здание Павловских казарм. Узкая лента Лебяжьей канавки отделяла Царицын луг от старинного Летнего сада.
Далее на берегу Невы возвышался пятиглавый собор Смольного монастыря. По соседству с ним располагалось здание Смольного института.
Район города, примыкавший к Смольному, – самая высокая часть города – в просторечии именовали Песками: из-за редкого для столицы сухого песчаного грунта.
За Смольным, на правом берегу Невы, среди лугов и перелесков виднелись избы охтинских селений.
Взглянув в другую сторону – вниз по течению Невы, – наблюдатель видел перед западным фасадом Адмиралтейства огромную Петровскую (или Сенатскую) площадь с памятником Петру и соседнюю с нею Исаакиевскую площадь.
Обе площади были перегорожены заборами, завалены глыбами гранита, бревнами, досками, заставлены сараями и бараками. С 1818 года здесь, на месте небольшой старой церкви, начали строить по проекту О. Монферрана грандиозный Исаакиевский собор. К 1830-м годам собор уже поднимался огромным гранитным кубом на границе двух площадей. «Вчера поднята, в присутствии высочайших особ, последняя гранитная колонна Исаакиевского собора, – сообщал в августе 1830 года хроникер газеты „Северная пчела“. – Исполинские столпы сии, и отдельно стоящие, производят очаровательное действие: что будет, когда выведены будут позади их стены! Живя на сей площади и глядя ежечасно на сии колонны, я попривык к этой картине, но не могу удержаться от изумления, когда человек подойдет к базе – тут, в соразмерности с ростом человеческим, является грозное и спокойное величие сих столпов. Начинают возвышаться и стены собора…» В одном из временных деревянных домиков, стоявших возле строящегося Исаакия, любопытствующие могли увидеть тщательно исполненную модель будущего собора.
Пушкин имел возможность наблюдать за строительством храма в течение восемнадцати лет.
На стыке трех площадей – Петровской, Исаакиевской и Адмиралтейской – в конце 1810-х годов Монферран построил роскошный особняк, тот самый дом «на площади Петровой», который Пушкин упомянул в «Медном всаднике»:
…дом в углу вознесся новый,
Где над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые…
За Исаакиевской площадью виднелись отрезок Мойки и Большая Морская улица с пожарной каланчой. Западнее, там, где позже был разбит Конногвардейский бульвар, блестела лента Адмиралтейского канала. От его набережной и до Невы вдоль Сенатской площади поднялись новые здания Сената и Синода, построенные в 1829–1834 годах по проекту К. И. Росси. Под соединившей их мощной аркой начиналась Галерная улица.
Возвращая взор к подножию башни Адмиралтейства, наблюдатель видел начало Невского проспекта. К 1830-м годам обе стороны главной улицы Петербурга – от Дворцовой площади до Фонтанки – постепенно застроили схожими друг с другом трех- и четырехэтажными зданиями строгой архитектуры. Эти единообразные линии желто-белых фасадов время от времени прерывались – то барочными украшениями Строгановского дворца, то колоннадой Казанского собора, то аркадами Гостиного двора и Императорского кабинета (возле Аничкова дворца).
Короткая Михайловская улица вела от Невского к Михайловскому дворцу. И улица, и дворец появились лишь в середине 1820-х годов. Прежде – Пушкин застал это время – здесь пролегала «малопроезжая улица», за которой начинались огороды.
Еще моложе были Александринский театр (открыт в 1832 году) и проложенная за ним Театральная улица, по бокам которой стояли всего два здания – каждое почти в четверть километра длиной. На площади у Чернышева моста через Фонтанку, куда выходила Театральная улица, виднелись здания министерств – народного просвещения и внутренних дел. Их тоже тогда достраивали. И Михайловский дворец, и Александринский театр, и Театральная улица, и здания министерств – творения К. И. Росси.
На другом берегу Фонтанки, над пестрыми грядами крыш маленьких, по преимуществу одноэтажных и двухэтажных домиков, там, где начиналась старая Ямская слобода, высились главы Владимирской церкви и трехъярусная ее колокольня. Еще дальше, сквозь серую дымку пыли, поднятую над Невским проспектом вереницами карет и всадников, взгляд различал красноватые башни и стены Александро-Невской лавры.
Кроме Невского проспекта, от здания Адмиралтейства радиусами отходили Адмиралтейский проспект (или, как его чаще называли, Гороховая улица) и Вознесенский проспект, где год от года все выше вздымались тесно прижатые друг к другу доходные дома с лавками и мастерскими в первых этажах. Неподалеку от того места, где Адмиралтейский проспект пересекался с Садовой улицей, видна была церковь Успения Богородицы на Сенной площади и просматривалась часть торжища, кипящего пестрой простонародной толпой. Далее открывалась между домами заставленная баржами Фонтанка с ее набережными, дворцами, особняками и казармами. За рекой расстилался огромный Семеновский плац, окруженный казармами лейб-гвардии Семеновского полка, и отчетливо просматривался голубой купол построенного Стасовым Троицкого собора Измайловского полка.
К западу от Сенной площади начинался район города, именовавшийся Коломной. Часть Коломны возле Офицерской улицы петербуржцы называли Козьим болотом: до начала XIX века здесь лежало едва проходимое болото, где пасли коз, а осенью стреляли уток.
Над бессчетными крышами домов и домишек Коломны поднималась огромная темная крыша Большого театра, перестроенного после пожара и торжественно открытого в 1818 году. Неподалеку виднелись главы Морского Никольского собора с ярко вызолоченными куполами, его ажурная колокольня.
При взгляде вдоль Невы в сторону залива открывался зеленый массив Екатерингофского парка. Еще дальше виднелись высокие трубы нескольких фабрик, лесистые острова в устье Невы, широкая дуга морского побережья, разворачивающаяся в сторону Петергофа. С середины 1810-х годов над блестящей поверхностью залива можно было видеть в небе черный дымок, оставляемый бегущим в Кронштадт пироскафом.
Покрытая кораблями, баржами и лодками Нева делила город на две неравные и несхожие между собой части. «Острова, составляющие правый берег, – писал столичный житель, – представляются взору в характере, совершенно отличном от противоположной части города: места более открыты, строения не столь обширны и не так сжаты, сады более разбросаны между жилищами».
Петропавловская крепость – колыбель Северной столицы – с ее одетыми камнем стенами, золоченым шпилем соборной колокольни казалась особенно величественной и грозной на фоне расстилавшегося за ней почти сельского пейзажа.
Обширные пространства Петербургской стороны (или Петербургского острова), Выборгской стороны, а также Васильевского острова, хотя и считались частями столицы, на деле были пригородами: дома почти сплошь деревянные, улицы немощеные, много садов, огородов, пустырей.
Район Петербургской стороны по берегу реки Ждановки именовался Мокрушами – при малейшем подъеме воды в реке низкий берег
