Игра в городки - Юрий Николаевич Стоянов
«Хирохито» в переводе на русский означает «процветание и добродетель». Японский император действительно принес в наши дома процветание и проявил неслыханную добродетель по отношению к пятидесяти артистам незнакомого ему театра из воевавшей с ним когда-то страны! Он умер через месяц после нашего отлета из Токио в возрасте восьмидесяти девяти лет.
Да здравствует Хирохито!
Хирохито, банзай!!!
Прощание с «Восьмеркой»
Я этого хочу. Значит, это будет.
Генри Форд
Давно это было. Еще не создали мобильные телефоны и интернет, Майкл Джексон еще был черным, а моя зарплата – белой. И люди еще ничего не знали о глобальном потеплении, и лето было летом, а зима зимой…
А планета и тогда бурлила и торопилась меняться… Много чего творилось в мире в 1989 году. Но мне было мало дела до инаугурации Буша-старшего, до амбиций бывшего гданьского электрика Леха Валенсы и даже до того, что исключенный из Политбюро ЦК КПСС Ельцин набрал почти девяносто процентов уже не помню куда…
Международная обстановка отложилась в моей памяти только историей одного несчастного московского повара…
Когда президент Республики Конго и Чада, Бокасса, проходил лечение в Москве, он полюбил русскую еду и попросил направить к нему на родину хорошего советского повара. Ему подобрали такого. Однажды этот повар что-то искал в холодильнике президентской кухни и нашел там «человечинку». В ужасе он удрал в посольство. Говорят, что выбегал он из дворца Бокассы брюнетом, а в посольство прибежал седым. Наверное, вспомнил, как дегустировал блюда перед подачей на стол каннибала. Потом выяснилось, что президент употреблял в пищу лидеров оппозиции. И он, как никто другой, имел право сказать, что любил людей! Особенно на ужин… Вот это я почему-то запомнил…
Главным событием 1989 года в жизни одного из пяти миллиардов землян – точнее, конкретно моей – стало обладание новой «восьмеркой» производства Волжского автомобильного завода. Официально машина называлась «ВАЗ–2108 Спутник». Первый советский переднеприводный хетчбэк! В народе «восьмерка» получила прозвище – Зубило». Наверное, из-за заостренной формы кузова…
Мой папа сел за руль, когда ему было хорошо за сорок. Купить машину в те времена было почти нереально. Председатель какого-то колхоза за то, что отец, сделав тяжелейшую операцию, спас его жену, внес Стоянова Николая Георгиевича в льготный список передовиков на покупку «жигулей». Согласно характеристике, мой папа – гинеколог – собрал больше всех в Одесской области винограда винных сортов… На следующий день после того, как папа крепко отметил покупку машины (а отметил он как настоящий колхозник-передовик), он сел за руль и въехал в задницу «Волги» начальника милиции Ильичевского района. У начальника была дочка на сносях, и он, таким образом, приобрел лучшего в Одессе врача для нее. Удар сзади – это был излюбленный папин водительский прием, как будто он был не женским доктором, а проктологом. Однажды после очередного своего коронного удара папа позвонил маме (тогда – директору школы) и спросил:
– Генечка! Там твои пионэры еще собирают металлолом?
– Да, – ответила мама, – а что?
– Тут на углу Пастера и Ольгиевской валяются девятьсот килограммов отличного железа, – объяснил он и заплакал в трубку…
Папа мог бы возглавить рейтинг самых нелепых аварий. Он мог резко выехать из узкого гаража задним ходом с распахнутыми дверями, и двери оставались внутри гаража, а машина – снаружи. «Мы на пути к кабриолету», – говорил он.
Однажды перед ним резко затормозил самосвал, который прямо в открытом кузове перевозил живую рыбу. Десятки килограммов мелкой ставриды выплеснуло на асфальт и капот папиных «жигулей». Годы были голодные, и папа выскочил из машины, достал из багажника целлофановый пакет и хирургические перчатки и начал собирать рыбу. Самосвал уехал, и пока папа собирал ставриду с мостовой, его машина, которая стояла на нейтралке, тронулась с места и покатилась. Папа бежал с пакетом рыбы в одной руке и со стерильной перчаткой на другой и пытался остановить автомобиль. Он кричал по-болгарски: «Да еба мамка!» Это выражение не нуждается в переводе ни на один славянский язык.
Как-то папа возвращался домой поздно вечером после операции, и на 11-й станции Фонтана не заметил аварийного знака. Он снес деревянное ограждение и влетел в глубокую яму. Там, оказывается, меняли какие-то трубы. Машина приземлилась на дно ямы перпендикулярно земле, как будто ее вбивали вместо сваи. Слава богу, он отделался легким испугом и ссадиной на лбу. Папа с трудом выкарабкался оттуда, позвонил из ближайшей будки домой и попросил привезти ему чай и бутерброды. Машину он отказался покидать категорически: «Разворуют!» И провел всю ночь в кабине – как оловянный солдатик, в положении стоя. Когда утром его вытащили трактором, он выполз из машины и на прямых негнущихся ногах пошел походкой космонавта, который провел два года на орбите.
И все это на одной и той же несчастной «шестерке»!
Пределом папиных мечтаний была подержанная праворукая «хонда», которую один слесарь в Одессе обещал за 500 долларов переделать в леворукую, распилив торпеду и перенастроив коробку передач. Даже не представляю, как такое в принципе возможно?!
Когда я, гордый и счастливый, приехал в Одессу за рулем своей новенькой «восьмерки», мой папа грустно резюмировал:
– Вот так: всю жизнь работаешь-работаешь, сутками кого-то режешь и зашиваешь, а потом твой сын приезжает на Зубиле!..
О своей машине я мечтал всю жизнь! Я думал о ней днем, она снилась мне ночью. Это желание переросло в страсть, в наваждение, в идею фикс! Ни одной женщине не повезло со мной так, как моей «восьмерке». И это не фигура речи. Если бы мне предложили: «Выбирай – вот роль Гамлета, вот ключи от машины», я бы не задумываясь выбрал машину. Честно говорю!
Я купил ее в Красном Селе под Ленинградом. В том году нашему театру полагались три авто по исполкомовской очереди. Пришли две «шестерки» и одна «восьмерка», которую не захотел брать никто. И замдиректора театра (будущий директор Большого) Толя Иксанов вызвал меня и спросил:
– Старик, деньги есть?
– А сколько тебе надо?
– Мне много надо… А вот тебе сейчас не помешали бы ровно восемь тысяч триста пятьдесят рублей.
– Зачем?
– Старик! Твоя очередь на машину подойдет лет через пять. И то, если тебе дадут заслуженного… что вряд ли. Есть свободная «восьмерка». По госцене! Юра, бери. Бери, пока я здесь сижу!.. Я татарин, ты болгарин, мы с тобою кашу сварим!
Я первый раз в жизни слышал, чтобы замдиректора говорил стихами, и подумал: надо
