Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин

– Да, – ответил Микоян. – Понимаю. Ich verstehe! Против ветра! Можешь не заниматься пантомимой!

Немец рассмеялся. Микоян ушел с поля на командный пункт аэродрома, оттуда соединился по телефону с бюро и потребовал от секретаря, чтобы тот позвонил в село Курсавка и передал распоряжение главы Юго-Восточного бюро на поле близ села разжечь костер. Потом Микоян ждал. Тем временем летчик запустил мотор «Фоккера». Из выхлопных патрубков рванул плотный сизый дым. Присутствующие на командном пункте смотрели на Микояна с уважением и страхом. Наконец, секретарь перезвонил: он связался с Курсавкой. Микоян перетянул ремень на кожаной куртке, вернулся к самолету, сообщил летчику по-немецки: «Костер будет!»[104]

Самолет взлетел. Микоян устроился на фанерном сиденье за спиной пилота. Он с утра ничего не ел, некогда было, но его все равно немного мутило.

Небо прозрачное, яркое солнце слепило глаза. Внизу, сколько хватало взгляда, бескрайние поля. Он вспомнил поля и огороды в своей родной горной Армении – крохотные клочки земли. Под посевы использовали любой ровный участок с плодородной почвой. А здесь земли – сколько хочешь. Щедрое солнце. Можно накормить всю страну, навсегда забыть о голоде и нищете.

Как это сделать? Во-первых, как можно скорее механизировать крестьянский труд. Во-вторых, ликвидировать ножницы цен. Новая экономическая политика сделала труд крестьянина невыгодным. Экономисты все подсчитали. В 1913 году за пуд пшеницы крестьянин мог купить примерно восемь аршин ситца, а в 1923-м – два аршина[105]. Как же теперь убедить крестьянина в правоте социализма?

Самолет Fokker D.XI

НЭП оживил экономику. Идея введения параллельного внутреннего денежного знака, «золотого червонца», оказалась удачной. Теперь доля червонцев в общем обращении занимала до 4/5. Кооператоры, получив дневную выручку в обычных «совзнаках», тут же меняли их на твердые червонцы и таким образом страховали себя от инфляции. Обменивали либо в банке, либо на черном рынке. Но это происходило только в городах. В сельской местности не было обмена, не было банков. Крестьянину платили совзнаками, а они стремительно обесценивались, счет шел на миллионы. Вдобавок крестьянин плохо считал: он был неграмотный. Неграмотность – повсеместный бич, еще одна огромная проблема. Неграмотны даже коммунисты. Неграмотны солдаты и сотрудники ЧК.

От тяжелых мыслей Микояна отвлекал рев мотора и небесная синева.

ДОСЬЕ

«Месячное жалованье рабочих и служащих стало тогда доходить до астрономических цифр в несколько миллионов рублей. Фабрично-заводской рабочий, например, получал в январе 1922 г. в среднем около 3,5 млн рублей.

В октябре 1922 г. Советское правительство приняло постановление о выпуске в обращение денежных знаков образца 1923 г. Согласно этому постановлению, подписанному Лениным, один рубль образца 1923 г. приравнивался к одному миллиону рублей изъятых из обращения образцов или к ста рублям образца 1922 г. (“реформа Сокольникова”).

1922 г. вообще стал первым годом после революции, когда не только были удовлетворены внутренние потребности в хлебе, но и начался экспорт его в значительных количествах. Это было очень важным событием в жизни Советской страны. С голодом в стране было покончено. Речь шла о борьбе с его последствиями».

Микоян А. И. Так было. – М.: Вагриус, 1999. С. 157.

«…Червонное обращение на базе золотого обеспечения занимает у нас уже 4/5 всего денежного обращения, и в скором времени можно будет и оставшуюся 1/5 этого обращения заменить твердым разменным знаком, что приведет к дальнейшему укреплению рубля. (Червонец – банковский билет, выпускавшийся Госбанком СССР с октября 1922 г. купюрами в 1, 2, 3, 5, 10 и 25 червонцев. Его золотое содержание (1 золотник = 78,24 доли чистого золота) было установлено таким же, как в дореволюционной 10-рублевой монете.) <…> Я скажу, что никакой борьбы с “ножницами”, никакой смычки с крестьянством не будет, пока не будет твердых денежных знаков для деревни. <…> В городе кооперация и государственные органы вносят в банк свои деньги в тот же день или меняют на червонцы, а в деревне они этого сделать не могут. Там же нет червонцев и нет банка. Ежедневная выручка накапливается до поездки в город, из-за чего стоимость накоплений падает тем больше, чем дальше деревня и реже связь с городом.

<…> Когда вы идете по Москве, то везде слышите, как черная биржа предлагает червонцы. Буржуазия не держит в карманах советских знаков, а превращает их в червонцы, а рабочие и крестьяне теряют на этом».

Микоян А. И. Так было. – М.: Вагриус, 1999. C. 166

* * *

Собирать жителей села Курсавка не пришлось. Увидев снижающийся аэроплан, почти все они, побросав свои дела, сбежались на поле к месту посадки.

Микоян говорил, стоя прямо на крыле. Речь шла о нехватке воды. В селе использовали только дождевую воду. Микоян пообещал, что в Курсавку проложат водопровод от ближайшего источника питьевой воды – десять километров. Жители села верили и не верили. С одной стороны, прилетевший из Ростова начальник мог обещать все, что угодно, – потом улетит и забудет. С другой стороны, если представитель новой власти прилетел аж на самолете, то, наверное, эта власть может и водопровод провести!

Микоян сдержал слово. Спустя год в Курсавку проложили водопровод, и с тех пор жители села не испытывали недостатка в воде.

Весть о том, что Микоян, главный начальник края, облетает села и отдаленные станицы на самолете и старается решать накопившиеся проблемы, распространилась широко. Однажды, оказавшись в Пятигорске, Микоян на несколько часов заехал в Кисловодск. Там в это время отдыхал Бухарин.

– Это правда? – спросил Бухарин. – Ты летаешь на самолете?

– Очень удобно, – ответил Микоян. – За два часа добираюсь до любого места.

Глаза Бухарина блеснули.

– А может ли твой самолет облететь вокруг Эльбруса?

– Наверное, может, – ответил Микоян. – Давай позвоним, спросим летчика. Только он немец, по-русски не говорит.

– Я свободно говорю по-немецки.

– И самолет не мой, – добавил Микоян. – Собственность «Люфтганзы».

Бухарин ходил взад-вперед, потирал руки.

– Я бы очень хотел, – возбужденно сказал он. – Все видел, а на самолете не летал.

– Так давай устроим, – предложил Микоян. – Решай! Хочешь завтра?

Бухарин, казалось, был готов лететь прямо сейчас. Но вдруг улыбка исчезла с его лица.

– А ЦК? – сказал он. – Надо запросить разрешение ЦК.

Микоян удивился.

– При чем тут ЦК?

– Так ведь я же член ЦК.

– Ну и что? – спросил Микоян. – Это не политический вопрос. Садись в самолет и лети, зачем беспокоить ЦК?

– Могут сделать замечание, – задумчиво сказал Бухарин. – Летать опасно, а моя жизнь принадлежит партии.

Микоян удивился еще больше, но теперь не подал виду.

– Тебе видней, – осторожно сказал он. – Лично я разрешения не спрашиваю.

Вернувшись в Москву, Бухарин посоветовался со Сталиным. Сталин боялся самолетов, сам никогда не летал. Он не только запретил Микояну летать,