Александр Македонский. Царь Всего - Сергей Иванович Ковалёв

«Как плох обычай наш. Когда трофей

У эллинов победный ставит войско

Между врагов лежащих, то не те

Прославлены, которые трудились,

А вождь один себе хвалу берет».

(Андромаха, стих 693 сл., пер. Анненского с некоторыми изменениями).

Александр, выхватил копье у одного из часовых и пронзил им Клита.

Мгновенно ярость Александра пропала. Его охватило такое глубокое отчаяние, что он пытался покончить жизнь самоубийством, но был остановлен окружающими. Александр заперся в своих покоях и несколько дней провел без пищи и питья, не желая никого видеть. Друзья усиленно старались вывести его из этого состояния крайней подавленности, изображая все случившееся, как следствие воли богов. Но, по-видимому, особенно подействовали на Александра слова философа Анаксарха, который развил перед ним целую теорию, оправдывающую неограниченную власть царя, стоящую выше всякого закона. В конце концов Александр немного успокоился и принялся за текущие дела.

Это трагическое происшествие, несомненно, отражало те же самые противоречия, что и катастрофа с Филотой и Парменионом. Хотя столкновение между царем и Клитом носило характер личной и притом пьяной ссоры, но эта внешняя форма не должна скрывать от нас ее политического содержания. Клит, как и большинство этеров, принадлежал к новой, «филипповской» знати и по своим взглядам вряд ли поднимался над уровнем рядового македонянина. Восточная политика царя ему не нравилась, что он не раз выражал в обычной для него грубой форме. Об этом говорят приведенные выше слова Александра. Однако личные отношения Клита с царем мешали ему принять участие в организованной оппозиции. Дальше словесных выпадов дело не шло, и Александр продолжал относиться к нему с доверием. В противном случае царь не назначил бы его за полтора года до этого одним из начальников конницы. Но в Маракандах, под влиянием вина, Клита «прорвало». Александр, который все больше проникался восточными представлениями о неограниченности и «божественности» царской власти, не могт уже теперь переносить дерзости Клита. Еще года за два до этого он, быть может, обратил бы все в шутку, но теперь дело приняло трагический оборот…

Через несколько месяцев после убийства Клита разыгрались события еще более серьезные. Ближайшие друзья Александра решили ввести при дворе персидский обычай, который по-гречески назывался проскинесис – земной поклон. Обычай этот был совершенно чужд грекам и македонянам, но составлял неотъемлемую часть персидского придворного церемониала. Сговорились с царем. На очередном пиру Александр обратился с тостом к тем из своих друзей, с кем это было заранее условлено. Первый из них выпил чашу, встал с места, поклонился царю в ноги и получил от него поцелуй. То же проделали и остальные. Очередь дошла до племянника Аристотеля, Каллисфена. Тот выпил чашу, но не поклонился царю, а хотел его только поцеловать. Александр в это время разговаривал с Гефестионом и не заметил, что Каллисфен уклонился от поклона. Но кто-то из этеров обратил на это внимание царя, и тот, разгневанный, не позволил Каллисфену себя поцеловать.

Введение проскинесиса послужило поводом к образованию нового заговора. На этот раз он возник среди так называемых «пажей». Это была знатная македонская молодежь («царские дети», на официальном языке), которая несла личную службу при особе царя. Вскоре после убийства Клита группа этой молодежи, человек 8–10, решила убить Александра. Им удалось привлечь на свою сторону еще несколько человек. План заговорщиков состоял в том, чтобы, подобрав одну из дежурных смен целиком из своих сторонников, ночью убить Александра. На организацию этого ушло больше месяца. Наконец, все было готово. Но один непредвиденный случай сорвал весь план. В ту ночь, на которую было назначено убийство, Александр пропьянствовал с друзьями до утра, а когда пошел спать, заговорщики были автоматически сменены новыми дежурными, не посвященными в заговор.

На следующий день один из участников заговора рассказал о нем своему приятелю, тот сообщил другому, а этот последний донес Птолемею. Птолемей немедленно поставил в известность Александра. Заговорщики были арестованы и под пыткой во всем сознались. Судило их собрание македонского войска. Некоторые наши источники передают интересную речь, которую произнес на суде глава заговора Гермолай. Он подтвердил, что действительно устроил заговор, так как свободному человеку невозможно было снести деспотизм Александра. Он говорил о гибели Филоты, Пармениона и других, которые тогда расстались с жизнью, об убийстве Клита в пьяной ссоре.

Указывал на постоянное предпочтение, которое Александр оказывал персам, на восточную одежду царя и его образ жизни, на введение проскинесиса и многое другое. Не будучи в силах снести все это, он решил освободить себя и других македонян.

Александру приписывается не менее интересная речь. Возражая на обвинение в излишнем пристрастии к персам, он сказал: «Я пришел в Азию не для того, чтобы искоренять народы и половину мира превратить в пустыню, но для того, чтобы и побежденные не тяготились моей победой. Поэтому они служат вместе с вами и за вашу власть проливают свою кровь. В противном случае они восстали бы. Не прочно владение, которое вводят мечоем, а признательность за благодеяния вечна. Если мы хотим владеть Азией, а не только пройти через нее, нам необходимо сказывать персам милость… Однако меня обвиняют в том, что я переношу в Македонию персидские нравы и обычаи. У многих народов я нахожу то, чему нам не стыдно было бы подражать. Нельзя управлять таким государством без взаимного обмена культурными благами».

Несомненно, обе эти речи в действительности не были произнесены, а просто выдуманы греческими историками с типичной дворцовой идеализацией программы Александра. От этого они не делаются для нас менее интересными, так как в основном правильно передают существо двух политических программ, во имя которых велась борьба. Одна – программа македонской знати, защищающая права и «свободу» македонян, защищающая старую «патриархальную» монархию Филиппа. Другая – программа Александра, создающего государство восточного типа, с неограниченной властью царя и с новым племенным и культурным содержанием.

На суде все заговорщики были осуждены на смерть и побиты камнями.

Заговор пажей бросил сильную тень на Каллисфена. До сих пор знаменитый историк был горячим защитником Александра. Об этом свидетельствуют сохранившиеся отрывки его произведения, в котором он описывал поход. Македонский царь изображен в них в чрезвычайно хвалебном тоне. Еще в деле Филоты и Пармениона Каллисфен занимал сторону Александра; он был в числе тех, которые утешали царя после убийства Клита. Но введение проскинесиса толкнуло и Каллисфена в оппозицию. Возможно, что уже раньше он в глубине души не одобрял многое из того, что проводил Александр, a проскинесис сыграл только роль последнего толчка. Его отказ от