В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин
Отношениям с СССР в этом контексте отводилось особое место. Левые в Христианско-демократической партии (ХДП) надеялись показать, что именно они – даже в рамках атлантической солидарности – лучше всего строят экономическое сотрудничество с СССР. Остро нуждавшаяся в газе и нефти Италия получала от торговли с нами немалую выгоду, как, естественно, и мы. Не только двусторонние связи с Италией были на кону, но и то, что позже было названо отношения Восток–Запад. Для ХДП, в течение десятилетий находившейся у руля управления, благословение Святого престола и на отношения с СССР, и на разрядку было условием (латынь тут к месту) non plus ultra. Козырев это хорошо понимал. Именно поэтому он пошел – по наущению премьера А. Фанфани – на первые в послевоенной истории прямые контакты с Ватиканом.
Своим связным в этом строго конфиденциальном деле посол сделал меня. Моим визави с той стороны был монсиньор Виллебрандс, здоровый и симпатичный голландец: белобрысые волосики вокруг порядочной плеши, холеные белые руки. Встречались мы с ним раз десять, причем всегда на нейтральной территории. Чаще всего это происходило за чашечкой кофе в барах поблизости от собора Святого Петра, и даже мой неопытный взгляд замечал постоянную скрытую слежку. Нашей задачей было подготовить закрытую встречу между послом и представителем Ватикана.
В один прекрасный день, а именно 6 февраля 1963 г., получаю, наконец, от голландца сообщение: встретиться с Козыревым поручено кардиналу Агостино Беа, он ждет его у себя на дому, в монастыре «Колледжо Бразилиано» на окраине Рима. Выезжать просят сразу же. Докладываю послу, он готов ехать, но в посольстве, как назло, нет ни одного водителя. Хотя первые в моей жизни водительские права я получил в Риме сравнительно недавно, предлагаю свои услуги. Семен Павлович скрепя сердце соглашается. И вот я погнал по уже тогда довольно забитым улицам. Посол мужественно молчал на заднем сиденье. Лишь когда мы несолоно хлебавши вернулись назад в прохладную безопасность посольского двора, Семен Павлович квалифицировал мое водительское мастерство: «Еще и машину Адамишин водит хреново».
Высокий прелат дал нам от ворот поворот. Смысл был таков: проявляет Советский Союз инициативу, хочет иметь дипломатические отношения со Святым престолом, пусть заплатит за это должную цену. Какую? Послабление для церкви внутри СССР. Потом поговорим и об официальных связях. Не может быть, чтобы Ватикан не отдавал себе отчет, что на такие кондиции мы не пойдем. Но, наверно, у них была своя дискуссия, и верх взяла партия ватиканских ортодоксов типа нашего «Великого инквизитора» Суслова. Постоянно перебиравший четки и улыбавшийся старый Агостино (запомнилась его жилая комната, вполне мирская, стояла даже модная радиола «Грюндиг», включенная во время всего разговора) с улыбкой же дезавуировал итальянского премьера. Тот ведь говорил как раз о желании Ватикана и не упоминал ни о каких условиях. Но когда Козырев сказал об этом, кардинал отрезал: Фанфани не выступал и не мог выступать от имени Святого престола. Да, письмо от него в Госсекретариат Ватикана поступило, но он лишь передал пожелания советской стороны. Беа пошел дальше: Ватикан, мол, имеет хорошую информацию о внутренней жизни России и думает, что руководство СССР, лично Хрущев будут готовы обсудить религиозные вопросы.
Попав фактически в ловушку – на него давили именем высшего советского руководителя – Козырев показал себя молодцом. Жили мы без отношений с Ватиканом столько-то лет, поживем еще, коли вы не готовы, таков был его ответ Беа. Докладывая в Москву, Козырев, несмотря на ватиканские намеки на Хрущева, предложил на дальнейшие уступки не идти. Дело в том, что мы еще до начала всей этой истории пошли им навстречу: выпустили западноукраинского кардинала-католика И. Слипого, сидевшего у нас со сталинских времен. В тогдашнем советском руководстве, и без того на идею отношений с Ватиканом смотрели без энтузиазма, а тут еще что-то платить. Так что первая попытка не удалась.
Установление дипломатических отношений с Ватиканом затянулось на два десятилетия, пока не пришла перестройка. Но кое-какой лед многолетнего отчуждения был сломан: уже в марте 1963 г. личный посланец Хрущева, его зять Алексей Иванович Аджубей, встретился со Святым отцом. Благо, он мог это сделать как журналист, главный редактор «Известий». Об этой встрече я также договаривался с Виллебрандсом, и на этот раз он впервые пришел к нам в посольство, где не отказался и от рюмки водки. В памяти осталось, как уверенно Аджубей держал себя.
Произвела также впечатление внимательность Алексея Ивановича к окружающим – ценное качество для политика. Он нашел слова даже для той работы, до которой высокопоставленные гости обычно не снисходили: «Для точного перевода необходимо, чтобы переводчик был интеллектом не ниже говорящих». Мы с ним поддерживали дружеский контакт и после снятия Хрущева, когда оба они оказались в опале.
Почему левые христианские демократы в Италии – к вышеупомянутым добавлю мэра Флоренции Джорджо Ла Пира – подталкивали нас к сближению с Ватиканом? При молчаливой поддержке коммунистов они задумали выстроить некий треугольник в пользу разрядки: СССР, США, Ватикан. Улучшение наших отношений с Ватиканом рассматривалось как необходимая первая стадия этого замысла. Такой треугольник возник бы как результат встречи в Риме главы советского правительства с президентом-католиком Кеннеди под эгидой папы-миролюбца.
Эти амбициозные планы учитывали, что советско-американская встреча на высшем уровне, состоявшаяся в июне 1961 г. в Вене, оказалась малорезультативной. Помню, как сокрушался посол по поводу ее оценки, данной Громыко на партактиве МИДа: «Если попытаться образно выразиться, то это была встреча гиганта и пигмея». Семен Павлович сетовал: нельзя так недооценивать классового противника. Убедились мы в справедливости его слов на следующий год, когда разразился Кубинский кризис.
После того как прошла «кубинская гроза», левые демохристиане в Италии посчитали, что обстоятельства благоприятствуют осуществлению их планов, и
