Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)
В ответ на это писал я от 29-го числа:
«Искренно благодарю Вас за приветствие меня с праздником грядущим, примите от меня усердное поздравление с светлым праздником минувшим.
Сердечно поздравляю Вас с новым высшим служебным назначением и радуюсь, что Вы обрели добрый дух в сугубо родственной мне академии. Вам остается только поддерживать этот дух, и это нетрудно будет для Вас, пока остаются на службе при академии такие почтенные деятели, как B.Д. Кудрявцев-Платонов, Н.И. Субботин[772] и другие, им подобные.
Призывая Вам Божие благословение и благодатную помощь великого угодника Божия, преподобного Сергия, в Ваших трудах на поприще служения высшему духовному образованию, с братскою о Христе любовию пребываю…»
Вечером 9-го числа получил я из Харькова от детей кафедрального протоиерея Симеона Алексеевича Иларионова телеграмму с прискорбным известием о кончине их родителя, последовавшей 8-го числа.
Поистине прискорбное для меня известие! В жизни своей я немного встречал людей с такими добрыми нравственными качествами и достоинствами, как почивший отец Симеон. Особенно я ценил его, когда я был на Харьковской кафедре, a он занимал должность кафедрального ключаря и был членом консистории. По той и другой должности он был для меня дорогим помощником. С первого дня моего прибытия в Харьков и до выбытия из него он искренно был мне предан и с полным усердием, сопровождавшимся вместе с тем зрелою рассудительностию, он исполнял мои распоряжения и приказания, a в иных случаях и сам подавал мне добрые, основательные и благонамеренные советы.
На телеграмму детей почившего отца протоиерея я отвечал на другой день (10-го числа) телеграммой же в следующих выражениях:
«С глубоким прискорбием получил печальную весть о кончине вашего досточтимого родителя. Усердно буду молиться о нем. Да упокоит Господь благочестивую душу его в селениях небесных!»
29-го числа, приехал ко мне, по пути из Петербурга, преподаватель греческого языка и церковного пения в Кишиневской семинарии Авксентий Егорович Стадницкий[773], очень умный и благонамеренный муж. А.Е., отличаясь скромностию и искренно религиозным настроением, высказывал мысль о принятии со временем монашества. Этот любезный гость недолго оставался у меня: 31-го числа он уехал, оставивши во мне самое приятное впечатление.
12-го числа получено было мною письмо из Сергиева Посада.
Писал ректор Московской духовной академии архимандрит Антоний[774]:
«Спешу принести Вашему высокопреосвященству нижайшую благодарность за литературный столь ценный для меня подарок, a также и за согласие срисовать с Вас более точный портрет для нашей актовой залы. Имеющийся y нас портрет высылаем завтра же».
1-е октября. Праздник Покрова Пресвятой Богородицы и преподобного Саввы Вишерского, моего небесного патрона. Служил я в крестовой церкви. После литургии и молебна – обычный прием поздравителей. В этот же день, по примеру прежних годов, получено было мною с разных сторон немало телеграфических и письменных приветствий, a именно 86 телеграмм и 18 писем.
8-го числа скончался в Сергиевом Посаде профессор Московской духовной академии Виктор Дмитриевич Кудрявцев-Платонов. Это был истинный христианский философ. Вечная ему память![775]
11-го числа я писал своему внуку, Г.Ф. Виноградову:
«Сегодня, вместе с сим, посылаю тебе для юбиляра[776] икону и при ней письмо, которое прочитай, когда юбиляр придет из церкви в дом.
Желаю благополучно совершить путешествие и радостно разделить с родителями юбилейное торжество. Мысленно и молитвенно буду и я соприсутствовать на семейном вашем торжестве. По возвращении с юбилея опиши мне подробно, что и как все было».
Вот содержание приложенного при этом письма на имя юбиляра, диакона Феодора Семеновича Виноградова:
«Возлюбленный о Господе честнейший o. диакон Феодор Симонович!
Приветствую тебя с совершившимся пятидесятилетием твоего усердного, честного и доброго служения в священно-диаконском сане. Тем искреннее и сердечнее мое приветствие, чем памятнее для меня начало твоего служения в священном сане. Вступление твое на настоящую службу совершилось, как и сам ведаешь, не без моего участия.
Возблагодарим же, возлюбленный, и прославим вкупе Господа, даровавшего тебе, по Своей неизреченной благости, пройти полувековое поприще служения Церкви Божией беспреткновенно, хотя и не безболезненно, и не без скорбей и печалей семейных.
Не имея возможности лично приветствовать тебя и твою верную и добрую сопутницу в жизни с знаменательным и достопамятным для обоих вас юбилейном торжеством, препровождаю при сем, в благословение Вам и потомству Вашему, древнее изображение Божией Матери Тихвинской, именуемой Беседною. Да хранит Она, Всеблагая, всех вас под Своим благодатным покровом и осенением!
Искренне любящий Вас и молящийся o Вас…»
12-го числа получил письмо из Сергиева Посада от профессора Московской духовной академии Н.И. Субботина, который от 10-го числа писал мне:
«Думал я писать Вашему высокопреосвященству немедленно, как только скончался наш дорогой Виктор Дмитрич; но будучи уверен, что Вы помянете его и прочитавши телеграмму о его кончине в газетах, при множестве павших на меня хлопот, не мог доселе исполнить этого намерения.
Да, не стало и этого украшения нашей академии. Давно ли мы вместе сидели y него в гостиной и беседовали?!
Умер он неожиданно, хотя старая болезнь и особенно не покидавшая его тоска по скончавшейся супруге[777] давно внушали опасение за его жизнь. Умер как воин с ружьем в руке, еще накануне кончины вставал, конечно, с помощию других, чтобы подписать некоторые бумаги (но это была подпись умирающего, всех нас поразившая); вечером я довольно поговорил с ним и оставил его, по-видимому, не в опасном положении, но с утра настало ухудшение, и в 3 часа он тихо, незаметно скончался. Похоронили мы его с великими почестями и весьма торжественно: на кладбище (Вознесенское) пришли уже в 4-м часу пополудни. Тяжелая потеря для академии; a я остался теперь совершенно один: трудно мне будет. Помолитесь, Владыко, о нем и о мне…»
Ha прискорбное письмо это я отвечал 14-го числа:
«Весть о кончине достойнейшего ученого мужа Виктора Дмитриевича не поразила меня неожиданностию. При последнем свидании с ним я с грустию смотрел не него. Вечная ему память! Молюсь и буду молиться о упокоении души его, при глубокой учености, смиренномудрой и благочестивой.
Кто же из ваших молодых ученых может быть достойным преемником почившего истинно христианского философа?»
1892 год
Настоящий, 1892 год есть один из самых достопамятных годов моей жизни. Он ознаменован был для меня весьма важными и утешительными событиями, a именно:
1) в этом году (25 января) совершилось пятидесятилетие[778] моего служения в священном сане; 2) в этом году (4 ноября) исполнилось 30 лет[779] со дня моей архиерейской хиротонии; 3) в
