В разные годы. Внешнеполитические очерки - Анатолий Леонидович Адамишин

И все же именно усилия России привели к тому, что в мае 1994 г. было достигнуто бессрочное соглашение о полном и повсеместном прекращении огня. Наученные горьким опытом, когда то одна, то другая сторона отказывалась соблюдать перемирие, мы сумели сделать так, чтобы к Москве с просьбой обеспечить прекращение огня обратились все три стороны: Армения, Азербайджан и Нагорный Карабах.

Соглашение, которого мы добивались несколько лет, действует до сих пор. Это тоже заслуга России. Но упущенные в середине 1990-х годов возможности привели к тому, что сам конфликт заморожен. Сейчас он почти не поддается переговорному решению. Армяне, построив свою «линию Мажино», сохраняют контроль над примерно 14 процентами территории бывшей АзССР. В том, что касается этих национальностей, две республики стали этнически «чистыми». В Азербайджане насчитывается несколько сот тысяч беженцев. Спустя двадцать лет позиции сторон практически те же, что и в момент прекращения огня. Нет гарантий, что он не возобновится, тем более, что войска сторон стоят вплотную, напротив друг друга, и между ними нет ни миротворцев, ни нейтральных наблюдателей.

Оставляю так, как это выглядело, когда писалась книга. Последняя фраза – пророческая: дело кончилось войной со много раз более мощным, чем тогда, Азербайджаном и самоуверенными армянами. Они потерпели серьезное поражение. Карта и географическая, и политическая этого региона перекроена. Подоплеку, нюансы не знаю, а повторять известное нет смысла.

Ближе к середине 1994 г. я все больше стал отходить, и не по своей воле, от основных дел. Козыреву, видимо, надоела моя постоянная фронда, к тому же часто поддерживаемая другими замами. «Протестный лейтмотив» был практически один и тот же: курс на сближение с Западом правильный, но нельзя позволять американцам помыкать нами. Наши интересы могут расходиться с американскими, и поступаться ими не стоит. Тем более, что в реальной жизни их временами удается отстаивать.

Ничего не сказав мне, Козырев договорился с Ельциным о назначении еще одного первого зама, Игоря Иванова, посла в Мадриде. Опять-таки не обратившись напрямую ко мне, предложил через своих людей уехать послом в Лондон. Поступил Козырев более чем корректно: мог бы отделаться страной куда менее значимой. Я согласился: задвинутое положение меня не устраивало. Помимо проамериканского крена, сильно расстраивала общая атмосфера, полная импровизаций, метаний из стороны в сторону. Отсутствие твердой направляющей руки позволяло ведомствам тянуть каждому в свою сторону. Упомяну, что в 1994 г. сразу несколько козыревских замов уехали послами, в том числе Лавров российским представителем в ООН.

Подводя «моральный» баланс, скажу, что не жалею о двух годах работы в ельцинско-козыревском МИДе. И опыта, пусть иногда отрицательного, поднабрался, и кое-что сделать удалось. Так что Козыреву за предложение идти к нему первым замом я благодарен. А с назначением в самом начале 1996 г. на пост министра иностранных дел Примакова внешняя политика стала меняться в том направлении, за которое ратовали «фрондеры». Вопросы, которые вновь стали к ней появляться, особенно после очередной смены министра, – это уже другая тема.

Расскажу о некоторых поручениях, которые я выполнил до отъезда в Англию.

Десятого мая 1994 г. выступил на специально созванном по этому случаю заседании Комитет министров Совета Европы (СЕ). Подчеркнул, что сближение России с СЕ, ее вступление в эту Организацию органично вписываются в приоритеты российской дипломатии. Однако затягивание полноправного членства России в Совете Европы не идет на пользу упрочению демократических процессов в России. Для нее складывается довольно унизительная ситуация; она ждет два года в приемной, когда мимо нее в СЕ проходят страны, которые отнюдь не являются образцами в области прав человека.

В то же время было отмечено, что хотя Россия еще не вступила в Совет Европы, ее сотрудничество с СЕ является довольно тесным. Представители СЕ сотрудничают с российскими специалистами в области экспертизы Конституции России, новых российских законов. В России уже используют тот значительный опыт, который накоплен Советом Европы в области прав человека и в других сферах.

Впоследствии подсчитали, что более половины законов, принятых в те годы в России, в своих основных положениях совпадают с европейскими. Проблема не в их содержании, а в том, как они выполняются. Правда, в дальнейшем был принят, порой весьма поспешно, ряд законов, которые мало соответствуют европейским критериям.

Практического результата в главном вопросе мой визит не принес: собравшийся 11 мая 1994 г. Комитет министров СЕ хотя и высказался в пользу приема России в Организацию, но, к сожалению, вновь сопроводил это рядом оговорок, в том числе о выводе российских войск с «территорий суверенных государств, где они находятся против воли последних».

Обструкция продолжалась довольно долго. Год спустя, когда СЕ отменил свое же решение о приеме России, я предложил из Лондона взять назад нашу заявку. Принято это не было. Россия вступила в Совет Европы в 1996 г., и с тех пор сотрудничество с ним можно назвать кисло-сладким. В последние годы преобладает кислое, если не сказать, изжога. В конечном итоге, в марте 2022 г. Россия. хлопнув дверью, вышла из Совета Европы.

Дальше мой путь лежал в брюссельскую штаб-квартиру НАТО. Там встретился с заместителем генерального секретаря альянса фон Мольтке. Российским корреспондентам я так рассказал об этой встрече: «В НАТО после недавних событий вокруг боснийского города Горажде стали более четко себе представлять, что подлинное партнерство предполагает предварительные, т.е. до принятия решения, консультации с Россией. (Не забываем, что речь идет о 1994 г., о далеких и сильно изменившихся историях.)

«Партнерство ради мира» – лишь часть общей картины нашего сотрудничества, хотя и немаловажная. В его основе рамочный и многосторонний документ, под которым уже стоят подписи 16 стран НАТО и 18 государств Восточной Европы, включая 8 бывших советских республик. К сожалению, насчет его у нас в стране немало путаницы. Это, по сути дела, заявление в пользу сотрудничества. Если проводить аналогию с торгово-экономической сферой – это протокол о намерениях, который должен быть конкретизирован и развит. Он не накладывает ни на одну из сторон обязательств насчет принятия совместных решений, проведения общих операций, стандартизации вооружений, т.е. нам он руки не связывает. Двусторонний документ между Россией и НАТО может и должен быть гораздо более конкретным, и опять-таки никто не сможет, да и не собирается (это уже перебор) навязывать нам что-либо, что не подходило бы России».

«Руководство НАТО, – продолжал я, – упирало на свое желание расширить сотрудничество с Россией, особенно за счет контактов между военными, в том числе военно-политических. Это помогло бы обеим сторонам