Одинокий огонек - Янь Цзин
– Какой хорошенький котенок! – воскликнула Кристи, высоко подбросив цветы вверх. Там были золотые примулы, распустившиеся ярко-красные цветы персика и несколько гроздьев фиолетовых гиацинтов. Лепестки мягко спланировали на мой лоб, на мои плечи, и я почувствовала их щекочущее прикосновение.
Не отрывая глаз, я смотрела на Кристи, ее бледное личико стало розовым от солнечных лучей. Ее кожа стала цвета клубники с молоком и источала аромат дикой природы.
Кристи больше не боялась и не убегала от Червоточины. Девочка наклонилась, крепко обняла ее и даже поцеловала в лоб:
– Эй, моя маленькая Червоточина, мой котенок!
Ее губы растянулись в сладкой улыбке, она выглядела как невинный маленький ангелочек.
Ох, я знаю, что еще есть моменты, когда ее можно задеть за живое, но теперь я понимаю почему – это из-за глубоких ран в ее сердце. Но теперь я знаю, где эти раны, и теперь все это не так важно.
А Червоточина теперь успокоилась. Может быть, однажды она снова станет огромным и свирепым существом, но я знаю, что это будет в тот момент, когда мне понадобится внутренняя сила.
Кошке было немного неуютно от такого внимания – моего и Кристи. В нахмуренных бровях читалось какое-то безысходное принятие, но уголки губ выдавали легкую радость.
– Давай играть вместе! – Кристи высоко подбросила котенка в воздух и побежала дальше, туда, где небо было таким ясно-синим, как сияющий голубой сапфир, а цветы под этим небосводом распускались пышным цветом.
Маленькая девочка с черной кошкой уносилась вдаль по бескрайнему полю.
Внезапно замерла, вспомнив что-то сказать напоследок. Я увидела, как она обернулась и ее лицо озарилось яркой улыбкой.
– Спасибо тебе, Лин, что приняла мое существование, – сказала она.
Не успела я ответить, как ее образ начал растворяться в цветочном море. Она исчезла, оставив меня лишь с легким ветерком наедине. Он поигрывал с моими волосами, касался моего лица, принося аромат далекого моря и, возможно, отзвуков цветочного мира.
Но я знала: Кристи и Черное Пятно будут всегда со мной, они останутся частью моего сердца.
Мои слезы капнули на один из лепестков фиолетового гиацинта. Я подняла его с земли и поднесла к носу, вдыхая аромат.
Его запах был таким ярким. Я услышала голос мужчины, доносящийся с небес:
– Теперь следуй за моим голосом, возвращайся, Лин. Все уже закончилось. Тебе нужно достойно попрощаться.
Мое сознание вырвалось из того поля, взлетело в небо и вернулось на кушетку в кабинете Чжан Яна. Но аромат того гиацинта все еще кружился вокруг меня.
Я села, взгляд скользнул по комнате, и тогда я увидела…
На столе стояла прозрачная стеклянная ваза, а внутри – распустившийся фиолетовый гиацинт. Он был почти таким же, как тот, что я видела в своем путешествии. Может быть, он специально прилетел из другого пространства, чтобы встретиться со мной.
Внутренний мир – он действительно существует. В одном измерении есть место для моей печали, страха, зависти и горя, но в том же мире найдется место и для моих мечтаний, радости, ожиданий, примирения… и надежды.
Чжан Ян смотрел на меня, и уголки его губ растянулись в улыбке:
– Я чувствую, что это отличный новый этап. Лин, поздравляю, ты преодолела еще одно препятствие.
Я улыбнулась в ответ и тихо сказала:
– Можно мне забрать этот фиолетовый гиацинт?
Я не смогу объяснить все это. Может быть, пока я была в бессознательном состоянии, мое подсознание «поймало» этот цветущий гиацинт и перенесло его в мой внутренний мир? Или после того, как он распустился в моем сердце, он снова вернулся в реальный мир, чтобы напомнить мне, что все это не сумасбродный сон?
Но что бы из этого ни было правдой, я глубоко благодарна этому фиолетовому гиацинту…
И сейчас я чувствую благодарность – Чэн Ю, Чжан Яну, да и даже Стефани и Энсону Вуду.
Этот гиацинт в моем дневнике медленно превращается в сухоцвет, но его фиолетовый цвет остается таким же ярким. Он окрасил страницы моего дневника, он запечатлел мою память оттенками сиреневого, он стал символом всего, что произошло.
3
К моему удивлению, Чэн Ю так и не закончил свиток.
В последний раз, когда я видела его свиток в кабинете, он работал над картиной «Превзойдены и бык и самость». На картине была лишь пустота – настоящая «пустота». Быка нигде не было видно, пастушок тоже исчез бесследно, а единственным узором оставалась едва заметная текстура бумаги сюаньчжи. Это напомнило мне ту лунную ночь, когда мы втроем пережили подобное чувство «пустоты», ту чистоту.
А он продолжал писать. Его стиль был изящным и благородным, все еще стихи Коань Ши-юаня:
Кнут и веревка, человек и бык — все растворяется в пустоте,Голубое небо бескрайне, его трудно постичь.В пылающем огне как уцелеть снежинке?Лишь здесь ты обретешь оставленные давними предками следы [22].Каллиграфия Чэн Ю уже не была похожа на его более ранние работы, как, например, «Ищу быка». Его стиль стал более свободным от старых шаблонов, живым и легким, но при этом в нем сохранились первозданные честность и беспристрастность.
Он осторожно положил кисть, слегка закрыл глаза, словно ощущая последнюю пустоту, те незавершенные размышления.
– Готово. Я закончил этот свиток, – сказал он, медленно разворачивая картину до самого начала. Китайские древние свитки, если задержать их в руках, дают ощущение глубокой текстуры, будто вертишь в руках давнее воспоминание.
– Существует множество психологических интерпретаций серии «Десять быков». Дуншань Хунцзю в своей терапии игр считает, что опытный пастух начинает не с того, что тянет, хлещет или завоевывает быка грубой силой, а напротив, позволяет быку свободно гулять, а сам просто следует за ним.
– Так они проводят десять дней или полмесяца. Бык начинает оборачиваться и смотреть на человека рядом, но пастух все еще хранит молчание, лишь набрасывает веревку на шею быку, но дает тому идти самостоятельно, а сам продолжает следовать за ним.
– В какой-то момент бык останавливается и смотрит на пастуха. Пастух понимает, что время пришло, берет быка за веревку, и бык становится послушным. Лин, разве все то, что мы пережили, не происходило именно так? – сказал мне Чэн Ю.
В моей душе все это нашло глубокий отклик. Я слушала его, одновременно держа свиток в руках и внимательно рассматривая его. Вдруг меня осенило:
– Нет, учитель! – воскликнула я, быстро оглядывая свиток целиком.
«Ищу быка» – «Напал на след» – «Чувствую быка» – «Ловлю быка» – «Усмиряю быка» – «Возвращаюсь домой верхом на быке» – «Бык превзойден» – «Превзойдены и бык и самость».
– Всего восемь картин! Но ведь серия же называется «Десять быков»! – с серьезным видом
