Не дрогни - Стивен Кинг

– Ты уже нашла Летицию Овертон?
– Пока нет. Надеюсь, скоро.
– Когда найдёшь, спроси её, была ли она в составе присяжных, которые осудили Алана Даффри.
На том конце – тишина.
– Из? Ты там?
– Чёрт… – шепчет Иззи. – Двенадцать человек в суде по уголовному делу. Ты об этом?
– Да, – говорит Холли, а затем спешит добавить: – Это всего лишь догадка, но если добавить судью… плюс обвинителя… получается…
– Четырнадцать, – договаривает Иззи.
– Может быть, и тринадцать – в письме всё не так уж ясно, может, специально. Но я думаю, всё же четырнадцать. Виновным может оказаться Кэри Толливер. Это логично.
Она обдумывает это и добавляет:
– Мистер Толливер умирает, но всё равно это может быть он.
– Я выясню насчёт Овертон. И насчёт имён, зажатых в руках у этих двух мертвецов. Только ты ничего не говори, Холли. Если лейтенант Уорик узнает, что я тебя в это посвятила…
Холли проводит пальцем по губам. А затем, потому что Иззи этого не видит, говорит:
– Молчу, как рыба. Но если я права, то рыбные тако за твой счёт в следующий раз, когда будем в Дингли-парке.
7
Триг до конца дня усердно работает. Он ждёт, что полиция вот-вот явится арестовать его за двойное убийство за прачечной «Washee-Washee». Он уверен, что его никто не видел, и всё же эта мысль – возможно, от переизбытка серий «Места преступления» – не даёт покоя. Но единственный, кто заходит к нему, – это Джерри Аллисон, пожилой главный уборщик здания. Джерри считает, что может заглянуть на разговор к Тригу – да и к кому угодно – в любое время, потому что трет полы и натирает линолеум тут ещё с времён Рейгана, о чём с радостью и подробно рассказывает каждому.
После работы Триг садится в машину и едет тридцать миль в Апсалу, где бывает собрание под названием «Сумеречный час», в котором он иногда участвует.
По дороге происходит удивительная вещь: его беспричинная тревожность исчезает. Исчезает и сомнение в том, сможет ли он завершить свою миссию. Если он не сделает ошибку, полиция не найдёт следов, ведущих к нему, даже когда (а не если) поймёт, что именно он делает, – потому что жертвы выбраны совершенно случайно. Да, он знал о Бакайской Тропе, но об этом знают тысячи других. Да, он знал, что эти бродяги иногда выпивают за прачечной, потому что видел их во время одной из вылазок после смерти Алана Даффри и ужасного признания Кэри Толливера в подкасте Бакайского Брэндона. Осталось всего одиннадцать. Важно довести начатое до конца. Когда он закончит, весь мир узнает, что если умирает невиновный, должны умереть и другие невиновные. Это единственное совершенное искупление.
– Потому что тогда страдают виновные, – говорит он, сворачивая на парковку Конгрегационой церкви в Апсале. – Так ведь, папаша? Хотя на самом деле папаша Трига не страдал. Нет, это была работа сына. Я подожду немного, прежде чем взять следующего. Неделя, может, даже две. Отдохну, а заодно дам им время понять, почему я это делаю.
И это, в каком-то смысле, даже забавно – ведь то же самое он думал о выпивке: «Сделаю перерыв на недельку, побуду трезвым, чтобы доказать, что могу». Но сейчас всё иначе, конечно, иначе. И сама мысль о передышке облегчает душу.
Он спускается в подвал церкви, где расставлены складные стулья, а знакомый термос с кофе тихо шипит, распространяя приятный аромат. Его бодрое настроение сохраняется и после прочтения преамбулы к «Анонимным Алкоголикам» и главы «Как это работает». Это же происходит и при чтении «Обещаний», и когда задаётся риторический вопрос: «Не слишком ли много обещаний?», он присоединяется к хору, отвечая:
– Мы так не думаем.
Оно держится и во время рассказа председателя, типичного рассказа алкоголика: сначала ром, потом крах, потом – искупление. Всё хорошо до тех пор, пока председатель не спрашивает, хочет ли кто-нибудь предложить тему для обсуждения, и коренастый мужчина – человек, которого Триг хорошо знает, несмотря на то что сам сидит в последнем ряду, а тот – в первом поднимает руку и тяжело поднимается на ноги:
– Я преподобный Майк.
– Привет, преподобный Майк, – хором отвечают алкоголики и наркоманы.
Скажи им, что ты любишь Бога, но…
– Я люблю Бога, но в остальном я просто очередной нарик, – говорит преподобный Майк.
И в тот же миг приподнятое настроение Трига рушится. «Наверное, это был просто всплеск эндорфинов», – думает он.
Правда, преподобный действительно может появиться на любой встрече (хотя редко забирается так далеко, в эти богом забытые края), и всегда стоит, чтобы все его видели, болтает без умолку, разглагольствует подолгу. То, что он пришёл на встречу Сумеречного часа сразу после того, как Триг прикончил двух бродяг… это кажется дурным знаком. Самым дурным.
– Как говорится в седьмой главе Большой книги Анонимных Алкоголиков… – начинает Майк и далее цитирует её дословно.
Триг отключается от этой речи (и, судя по остекленевшим взглядам вокруг, он не один такой), но не от самого преподобного. Он вспоминает, как тот однажды поймал его после встречи Круга Трезвости, где-то в конце зимы или ранней весной, и сказал, что Триг показался ему расстроенным во время выступления. Как он тогда ответил?
Трудно вспомнить точно, особенно пока Майк «Большая Книга» всё ещё не даёт никому слова и сыплет многосложными фразами. Разве Триг не сказал, что недавно кого-то потерял? Да, и это было нормально, но потом он добавил, что этот кто-то умер в тюрьме.
«Я этого не говорил!»
Хотя Триг почти уверен, что говорил.
И всё же – он уже не вспомнит, а даже если бы и вспомнил, разве это что-то изменило бы?
Но ведь это было всего через день или два после смерти Алана Даффри, и об этом писали в газетах. А если преподобный провёл параллель… Насколько это вероятно?
Очень маловероятно… но маловероятно – не значит невозможно.
Преподобный наконец садится. Собрание вполголоса бормочет:
– Спасибо, преподобный Майк, – и обсуждение, наконец, начинается. Триг не делится своими мыслями,