Выжить, чтобы умереть - Тесс Герритсен

В темноте трудно было разглядеть выражения лиц полицейских, но Маура прекрасно представила, как оба мужчины закатили глаза.

– Вам нужна посмертная записка? – осведомился один.

– Мне нужна причина. Я знала эту женщину.

– Жены считают, что знают своих мужей. А родители – что знают своих детей.

– Да, я не раз слышала подобное после самоубийств. «Ничто на это не указывало». И прекрасно знаю: родственники часто теряются в догадках. Но тут… – Маура осеклась, чувствуя, что за ней наблюдают три пары глаз, ждут, как известный бостонский судмедэксперт обоснует нечто совершенно нелогичное – интуицию. – Поймите, доктор Уэлливер работала с пострадавшими детьми. Помогала им восстановиться после тяжелых эмоциональных травм. Это было делом всей ее жизни, так зачем же травмировать их еще больше таким зрелищем? Такой нарочитой смертью?

– Вы знаете ответ?

– Нет, не знаю. И никто из ее коллег этого не знает. Ни члены преподавательского состава, ни другие служащие школы.

– А родственники? – осведомилась доктор Оуэн. – Может, кто-то знает больше коллег?

– Она вдова. Если верить директору Бауму, у нее нет родственников.

– Тогда, боюсь, мы ничего не узнаем, – заключила доктор Оуэн. – Но вскрытие я проведу, хотя причина смерти и кажется очевидной.

Маура бросила взгляд вниз, на тело, и подумала: установить причину смерти будет легко. Разрезать кожу, осмотреть изувеченные органы и разбитые кости – и все будет ясно. Ее тревожило то, что многие вопросы оставались без ответа. Мотивы, скрытые муки, заставляющие людей убивать своих собратьев и лишать жизни самих себя.

Когда последняя машина, принадлежавшая правоохранительным органам, покинула двор, Маура направилась наверх, в комнату отдыха преподавателей, где уже собралась большая часть сотрудников школы. В камине горел огонь, но свет в помещении так и не зажгли, словно в этот трагический вечер он казался для присутствующих невыносимым. Маура опустилась в обитое бархатом кресло и стала наблюдать, как отсветы огня играют на лицах людей. Она услышала тихое звяканье – это Готфрид налил бокал бренди. Он без слов поставил его на стол перед Маурой, предположив, что и ей не мешало бы выпить. Маура кивнула и с благодарностью отхлебнула немного.

– Кто-то из нас должен догадываться, почему она сделала это, – проговорила Лили. – Наверняка что-то произошло, что-то, что мы не сочли значимым.

– Мы не можем посмотреть ее почту, – сказал Готфрид, – потому что я не знаю пароля Анны. Однако полиция просмотрела ее личные вещи в поисках посмертной записки и ничего не обнаружила. Я разговаривал с поваром и садовником, но и они не заметили ничего необычного, никаких признаков, что Анна самоубийца.

– Сегодня утром я видела, как она срезала в саду розы, чтобы украсить свой рабочий стол, – сказала Лили. – Разве женщины, собирающиеся покончить с собой, делают такое?

– Нам-то откуда знать? – пробормотал доктор Паскантонио. – Это ведь она была психологом.

Готфрид оглядел коллег, собравшихся в комнате:

– Все вы говорили со студентами. У них есть предположения?

– Нет, – ответила Карла Дюплесси, преподавательница литературы. – Сегодня Анна провела четыре сеанса со студентами. Последним у нее был Артур Тумз, в час дня. Он говорит, что Анна показалась ему немного рассеянной, да и только. Дети ошеломлены не меньше нашего. Если вы считаете, что это трудно для нас, вообразите, насколько тяжело им. Анна заботилась об их эмоциональных потребностях, но теперь оказывается, что именно она отличалась хрупкой психикой. Студенты задумываются: а можно ли рассчитывать на нас? Достаточно ли сильны взрослые и сумеют ли их поддержать?

– Именно поэтому нам нельзя проявлять слабость. Особенно сейчас. – Мрачные слова донеслись из темного угла зала. Их произнес лесник Роман, единственный, кто не стал баловать себя успокоительной дозой бренди. – Мы должны заниматься своими делами как ни в чем не бывало.

– Да это ведь неестественно! – возразила Карла Дюплесси. – Всем понадобится время, чтобы пережить это.

– Пережить? Это просто красивое слово, обозначающее хандру и стенания. Женщина покончила жизнь самоубийством – с этим ничего не поделаешь, надо двигаться дальше. – Ворча, Роман поднялся и вышел из помещения; за ним потянулся шлейф хвои и табака.

– Вот вам и «милосердья молоко»[11], – прошептала Карла. – Если брать пример с Романа, неудивительно, что студенты убивают петухов.

– Однако господин Роман сделал правильное замечание о важности сохранения заведенного порядка, – сказал Готфрид. – Студентам это необходимо. Разумеется, детям потребуется время на оплакивание, но им также необходимо знать, что жизнь идет дальше. – Он посмотрел на Лили. – Мы продолжаем готовиться к экскурсии в Квебек?

– Я ничего не отменяла, – ответила она. – Номера в гостинице забронированы, да и дети уже несколько недель только и говорят что об этой поездке.

– Значит, езжайте, как обещали.

– Но едут не все, верно? – спросила Маура. – Имея в виду положение Тедди, думаю, ему слишком опасно показываться на людях без охраны.

– Детектив Риццоли нам это объяснила, – ответила Лили. – Мальчик останется здесь – мы ведь знаем, что здесь безопасно. Уилл и Клэр тоже останутся. И конечно же, Джулиан. – Лили улыбнулась. – Он сказал, что хочет побольше времени провести с вами. А такие слова подростка, доктор Айлз, – это настоящий комплимент.

– Но все же что-то в этом не так, – заметила Карла. – Везти их на экскурсию сразу после смерти Анны. Мы должны остаться здесь, в память о ней. И понять, что заставило ее сделать это.

– Горе, – тихо вымолвила Лили. – Иногда оно нагоняет тебя. Даже через много лет.

– А это случилось когда? – фыркнул Паскантонио. – Двадцать два года назад?

– Вы говорите об убийстве мужа Анны? – поинтересовалась Маура.

Кивнув, Паскантонио потянулся к бутылке бренди, чтобы снова наполнить свой бокал.

– Она рассказывала мне об этом. Как Фрэнка вытащили из машины. Как его компания оплатила выкуп, но его все равно убили, а через несколько дней выбросили тело. Никого так и не арестовали.

– Наверняка это привело ее в ярость, – проговорила Маура. – А сдерживаемая злоба порождает депрессию. Если она носила в себе ярость все эти годы…

– Мы все носим ее, – оборвал Мауру Паскантонио. – Именно поэтому мы здесь. Поэтому выбрали такую работу. Злость – топливо, заставляющее нас действовать.

– Топливо может быть еще и опасным. Оно взрывается. – Маура оглядела комнату, заполненную людьми, которые были помечены шрамами насилия. – Вы уверены, что сами сможете справиться с этим? Что ваши студенты смогут? Я видела, что повесили на ту иву. Кое-кто здесь уже доказал, что он – или она – способен на убийство.

В зале повисло неловкое молчание – учителя переглядывались.

– Это очень беспокоит нас, – признала Готфрид. – Мы с Анной обсуждали это вчера. То, что один из наших