Убийство в университете - Фейт Мартин

Хиллари кивнула. Все правильно. В наше время кто только по колледжам не ходит. Не пугай лошадей, не топчи газоны, и на тебя всем наплевать.
— Раз она его впустила, значит, хорошо знала, шеф, — заметил Томми. — В смысле у нее ведь куча соседей, если бы она кричала или там отбивалась, даже в половине десятого вечера кто-нибудь да услышал бы.
Но никто не услышал.
— И это совершенно не обязательно, — возразила Хиллари. — Допустим, наш приятель подошел к ее двери, постучал, а стоило ей открыть, зажал девице рот, втолкнул внутрь и закрыл дверь… Она же совсем не крупная. Да с ней кто угодно справился бы, любой парень обычных размеров, если хоть какие-нибудь мышцы есть.
Томми мрачно кивнул.
— Что там медэксперты, причину смерти еще не выяснили? — Хиллари без особой надежды посмотрела на Джанин.
— Вскрытие поставили на завтра, утром первым делом займутся, — ответил вместо Джанин Томми. Ему напоминания не требовались. Он и так помнил о своей тягостной обязанности.
Ни матери, ни Джин он, конечно, ничего сказал, увольте. Они наверняка стали бы морщить нос — фу, какая гадость. При мысли о Джин, которая вот уже два года, если не больше, числилась его постоянной девушкой, Томми ощутил привычный укол вины. Нет, он не изменял ей в полном смысле этого слова. Черт, да Хиллари понятия не имела, что он к ней неровно дышит, а если бы и знала, то это ничего бы не изменило. Он был человек разумный и хорошо это понимал. А раз Джин не знает, то какая ей разница? И потом, ей-то чего волноваться? Когда он думал о будущем, в мыслях у него всегда вставало лицо Джин.
Но пока что он жил с матерью — цены на жилье в Оксфорде были заоблачные, а зарплата младшего констебля — гроши, а не зарплата. Жизнь с родителями была уделом множества его коллег, хотя это его не особенно утешало. Конечно, если они с Джин поженятся и объединят свои доходы, то смогут, наверное, позволить себе скромный домик где-нибудь за городом, на Хэдингтон-вэй — две комнаты на первом этаже и две на втором…
Он поспешно прогнал от себя эту мысль.
— Так, Джанин, ты поезжай в Ботли. Криминалисты там уже, наверное, закончили. Да, и посмотри, приехали ли уже из наркоконтроля. Вдруг Ева Жерэнт уже у них проходила, кто ее знает.
Ага, вдруг свиньи научились летать, кисло подумала Джанин. Ну да ее дело — исполнять, а не критиковать.
— А вы, босс? — спросила она, надевая пальто и выглядывая наружу. — Черт побери, там снег, — растерянно добавила она.
На мгновение все трое полицейских по-детски зачарованно уставились в окно, где падали белые хлопья.
Потом Хиллари поморщилась. Хоть бы только аккумулятор зарядился как следует. Иначе дрожать ей всю следующую ночь под одеялом.
— Я пойду поговорю с учительницей музыки, — сказала наконец она. — Узнаю, какой инструмент так любила Ева.
Все лучше, чем возвращаться в участок, чтобы на своей шкуре узнать, в каком нынче настроении Мэл Мэллоу.
Глава 6
Некогда пианистка Молли Фэйрбэнкс выступала с концертами. Она была не слишком знаменита, не слишком популярна, но дело свое знала и была профессионалом до мозга костей. А потому, когда возраст и ревматизм окончательно перекрыли ей путь на сцену, даже на самую скромную, приятная должность преподавательницы в оксфордском колледже не заставила себя ждать.
Хиллари не знала ничего о ее прошлом. Зато она знала кое-что другое: едва войдя в музыкальный класс, где ее уши немедленно подверглись жестокому нападению со стороны одинокого неумелого флейтиста, она поняла, что учительница — дама с характером.
У музыканта, девятнадцатилетнего парня, который тщетно пытался извлечь из себя правильное дыхание, а из флейты — что-то помимо диссонанса, не было никаких шансов.
— Во имя всего святого, прекратите!
Голос резал как стекло — интонации его явственно говорили о принадлежности говорящей к «приличному обществу», что, впрочем, отнюдь не мешало ей самым недвусмысленным образом выражать свое мнение об услышанном.
Студент побагровел и опустил флейту.
— Скажите, мистер Ансвара, вы хотя бы час занимались за то время, что прошло с нашего последнего урока? — грозно спросил голос.
Юный турок (или не турок, а представитель любой другой национальности, обогатившей генетический пул человечества иссиня-черными волосами, прямым носом и черными как уголь глазами) отвел глаза и с видом провинившейся овцы проблеял что-то себе под нос.
— Полагаю, что нет, — снова хлестнул голос, в котором теперь звучала насмешливая покорность судьбе. — Ступайте и занимайтесь. После того как позанимаетесь, приходите снова. На сегодня с меня довольно.
Впрочем, несмотря на резкость, голос звучал вовсе не зло. Казалось даже, что преподавательница каким-то образом отпускает незадачливому студенту его грехи. Мастерский психологический ход — Хиллари, которая сама знала толк в таких вещах, подавила желание зааплодировать.
Юноша покраснел и убрался восвояси — лишь на лице его промелькнула мимолетная грустная улыбка. Но в ней была не горечь унижения, не раненая гордость и даже не стыд, а лишь искреннее сожаление, какое приходит, когда знаешь, что подвел себя и того, кого уважаешь. Да, эта улыбка многое говорила о педагоге.
Он со вздохом протиснулся мимо, а Хиллари вошла, в тот же миг угодив под испытующий взгляд темно-карих глаз. Доктору Молли Фэйрбэнкс — именно так значилось на двери музыкального класса — на вид было лет пятьдесят с лишком. Седые волосы со стальным отливом она убирала в небрежный — фирменный небрежный, как решила Хиллари, — пучок, длинное нервное лошадиное лицо было совершенно лишено косметики.
— Кто вы такая? — резко спросила учительница тем тоном, заслышав который самая невоспитанная собака послушно идет к ноге, не осмеливаясь даже рыкнуть. Заскулить — да, возможно, но не рыкнуть.
— Я из полиции, доктор Фэйрбэнкс, — в тон ей ответила Хиллари, не враждебно, но так, что любой собаковод признал бы и одобрил и эти интонации.
Ей показалось, что на лице собеседницы мелькнула улыбка одобрения.
— А. Полагаю, ваше появление связано с Евой? — спросила она. Мгновенный переход к делу, без вступлений и экивоков, не удивил Хиллари. Но почему в голосе учительницы ей почудилась боль?
— Да. Вы хорошо ее знали?
Молли Фэйрбэнкс собрала ноты флейтиста и сложила их в папку. Выдвинула ящик небольшого шкафа, убрала папку туда. Сложила пюпитр, на котором стояли ноты, и прислонила его к стене.
Все это время Хиллари стояла молча и не шевелясь. Учительница сдержанно