Я сбился со счета после пятидесятого убийства. Серийные убийцы Азии. Основано на реальных событиях - Галка

В феврале того же года газета «Асахи симбун» в статье «Второй и третий „Котобуки“» назвала дело Миюки лишь верхушкой айсберга, намекая на то, что проблема укоренилась столь глубоко, что борьба с ней потрясет все устои японского общества.

Из статьи в газете «Асахи симбун» от 10 февраля 1948 года

В ходе расследования, проведенного столичной полицией Токио после инцидента в «Котобуки», в родильном доме «Йодобаси» в Синдзюку-ку замечена подозрительная смерть младенца. Тело еще не успели кремировать, и полиция изъяла его для экспертизы. Вскрытие показало смерть вследствие истощения. В этом же роддоме за короткий промежуток времени было выдано шестьдесят одно свидетельство о смерти новорожденных. По этому делу ведется следствие. Кроме того, в другом роддоме — «Хасегава» в Хонго, Бункё-ку — более десяти женщин сделали операцию по прерыванию беременности.

Считается, что инцидент в «Котобуки» послужил главным толчком к тому, чтобы японское правительство начало рассмотрение вопроса о легализации абортов. Ведь главной причиной трагедии послужил рост количества нежелательных беременностей. Тринадцатого июля 1948 года был принят так называемый «Закон о евгенической защите» (ныне «Закон о защите тела матери»). И хотя сам закон полон сомнительных с точки зрения морали положений и по сей день провоцирует ожесточенные споры, он содержал статью, согласно которой японкам разрешался аборт по экономическим причинам. С 24 июня 1949 года женщине достаточно было доказать, что она не в силах содержать ребенка, чтобы получить официальное направление на аборт.

Суд над Миюки и ее сообщниками представляет особый интерес. Как видно из дошедшей до наших дней информации, он был таким же запутанным и нелогичным, как и само следствие и вообще все это дело.

Во-первых, вызывает недоумение то, что Миюки предъявили обвинение в убийстве по неосторожности. Иначе говоря, ее обвиняли в отсутствии должного ухода за доверенными ей младенцами, а не в лишении их жизни. Такая формулировка указывала на нежелание Миюки лишать детей жизни и придавала убийствам случайный характер.

Во-вторых, несмотря на то что в похоронном бюро и на территории синтоистского храма были собраны останки в общей сложности семидесяти человек, Миюки почему-то обвинили в убийстве по неосторожности лишь двадцати двух человек. Позже, однако, и эту цифру снизили до пяти. В судебных документах указывается, что достоверно доказанными считаются лишь те пять случаев смерти от пневмонии, холода и истощения, которые засвидетельствовал патологоанатом. То есть то, что полицейские Сибаяма и Оно вовремя остановили директора похоронного бюро, пока тот еще не успел кремировать пять трупов, сыграло решающую роль. Если бы не это, вину Миюки доказать было бы невозможно.

Что касается решений суда, то и здесь наблюдается поразительная непоследовательность. Третьего сентября 1948 года окружной суд Токио приговорил Миюки Исикаву к пятнадцати годам заключения, из которых семь лет она должна была содержаться в тюрьме строгого режима. Однако постановлением от 11 октября того же года Миюки получала уже восемь лет заключения, из которых четыре года должна была отбывать в тюрьме строгого режима. Такеши Исикава, муж и сообщник Миюки, получил всего четыре года. Столько же получил и Широ Накаяма — молодой врач, подделывавший свидетельства о смерти. На возмущенные вопросы обывателей, почему «демонической паре» удалось так легко отделаться, представители прокуратуры ответили, что доказать виновность супругов в убийствах всех найденных детей было крайне затруднительно.

Супругам Исикава, однако, и такие сроки показались очень большими. Они обжаловали свои приговоры, и 28 апреля 1952 года Верховный суд Японии постановил уменьшить сроки наказания для супругов Исикава. Теперь Миюки должна была отсидеть всего четыре года, а Такеши — два. Таким образом, в 1954 и 1956 годах супруги уже должны были выйти на свободу.

Где и как это произошло — загадка, потому что после громкого суда дальнейшая судьба «демонической пары» стала скрываться. Неизвестно, в каких тюрьмах содержались супруги. Неизвестно, продолжили ли они жить вместе после выхода на свободу. Неизвестно, вернули ли себе троих приемных детей. Снова, как и в вышеупомянутом деле о массовом детоубийстве в трущобах Ивазака в Итабаши, поражает контраст между громким началом и тихим концом. Обстоятельства и дата смерти женщины, которую прозвали «Демонической акушеркой» и которая считается самой кровожадной серийной убийцей Японии, неизвестны.

Подобная секретность лишь усиливает народное любопытство. Инцидент в «Котобуки» — идеальная почва для произрастания разнообразных теорий заговора. Поражают и количество убитых, и тот факт, что так долго никто ничего не замечал, и легкое наказание для преступников. Не могло ускользнуть от внимания и то, что решение Верховного суда об уменьшении сроков для супругов Исикава было провозглашено в день вступления в силу Сан-Францисского мирного договора. Подписанный еще 8 сентября 1951 года, этот договор прекращал состояние войны между союзниками и Японией. Некоторые комментаторы инцидента в «Котобуки» полагают, что вступление этого договора в силу могло повлиять на решение Верховного суда.

Несмотря на то что после освобождения о Миюки и Такеши ничего не было слышно, публика о них не забывала. «Шукан Синчо» — японский консервативный еженедельный новостной журнал — двадцать один год спустя после скандального инцидента опубликовал эксклюзивный материал. В выпуске от 21 июня 1969 года журналист, пожелавший скрыться под псевдонимом, рассказал о том, что ему удалось отыскать след пропавшей со всех радаров «Демонической акушерки». Ей к тому времени должно было исполниться семьдесят два года.

По словам журналиста, выйдя из тюрьмы, Миюки по-прежнему располагала большими денежными средствами. Она занялась торговлей продуктами питания, а позже перешла на недвижимость. Журналист утверждал, что бывшей акушерке удалось баснословно разбогатеть во время строительного бума в Токио. Что не лишено иронии: свой первый капитал она сколотила на другом буме — беби-буме сороковых годов.

Когда журналист спросил пожилую Миюки, испытывает ли она муки совести, та, по его словам, ответила: «Я не убивала ни одного из тех детей. Убить — это значит что-то сделать. Отравить, задушить, вышвырнуть из окна. Я бы никогда так не поступила. Нет, дети умирали сами по себе. Я давала им столько еды, сколько могла, но они все равно умирали. В те времена многие умирали из-за недостатка пищи. Тем более это касается брошенных детей».

Правда, эти слова никак не вяжутся с продуктовыми запасами, найденными полицией в «Котобуки». Если это интервью не фикция, возможно, семидесятидвухлетняя Миюки попросту забыла об этом факте или подумала, что о нем забыли другие. Но те, кто помнят инцидент в «Котобуки», хорошо помнят и народное возмущение, когда всплыли подробности изъятия из роддома излишков