Ситцев капкан - Алексей Небоходов

Елена слегка кивнула, давая понять: план одобрен, протокол подписан. Только на секунду её взгляд скользнул по лицу Маргариты – и в этот момент Гриша понял: в семье есть только одна власть, все остальные – временные администраторы.
София развлекала стол театром, но уставала быстро. Через четверть часа она уже поглаживала запястье, придумывала анекдоты про петербургских ювелиров и примеряла, как звучит “старший менеджер” на английском. Если кто-то начинал терять интерес к её речи, София тут же переходила на сплетни, рассказывая о том, кто из клиентов “сделал себе нос” или женился на пластическом хирурге. Она была в своей стихии – до тех пор, пока Маргарита не погасила очередную вспышку, как ночная бабочка попадает в пылесос.
Лиза несколько раз пыталась вставить в разговор свои мысли, но их выталкивали из потока, как рыбу из бочки. В один момент она даже повернулась к Грише:
– А вы правда читаете столько, сколько говорят?
– Если говорить честно – скорее коллекционирую книги, – признался он. – Иногда кажется, что читать их – всё равно, что есть свою бабушку по чайной ложке.
Она засмеялась, а потом сразу прикусила губу: смех здесь был валютой, которую лучше расходовать экономно.
Маргарита тем временем вернулась к делам салона:
– Кстати, мам, у нас в понедельник ревизия по центральной линии поставок. Надо согласовать финальный прайс с Зингером.
– Я помню, – сказала Елена. – Не люблю, когда меня напоминают, будто я уже в слабоумии.
София тут же зашептала Лизе что-то на ухо, и та впервые за вечер позволила себе улыбнуться более открыто.
В этот момент официант аккуратно убрал пустую посуду и на столе остался только свежезаваренный чай и маленькие, будто детские, пирожные с малиновым джемом. В комнате стало тихо, как бывает после грозы: напряжение ещё ощущается, но все молнии уже сработали.
Гриша смотрел на троих сестер, как на три стороны одного и того же треугольника, и вдруг осознал: они не просто выживают друг за счёт друга – они одновременно соперники, наследницы и потенциальные саботажницы. Но каждая любила мать так, как могут любить только люди, в детстве очень много боявшиеся темноты.
– Завтра рано вставать, – объявила Маргарита, как если бы она была не сестрой, а старшей вожатой в детском лагере. – Мама просит всех быть в салоне к восьми.
– Даже Лизу? – вскинула брови София.
– Особенно Лизу, – кивнула Елена.
– Я справлюсь, – тихо сказала Лиза. – Только, пожалуйста, не заставляйте меня разговаривать с Воробьёвой. Она меня ненавидит.
– Воробьёва ненавидит всех, – сказала София. – Она жалеет, что родилась женщиной, а не кассовым аппаратом.
Лиза улыбнулась, а Гриша поймал себя на лёгкой зависти: несмотря на весь яд, у этих людей была своя, очень крепкая, порода нежности.
Вечер закончился неожиданно быстро. Все трое дочерей одновременно встали из-за стола, и Гриша чуть не остался сидеть, но вовремя сообразил – надо двигаться по команде. Он услышал, как София шепчет Лизе на лестнице что-то утешающее, а Маргарита, уходя, долго смотрит в окно, будто проверяет, не остались ли снаружи враги.
Когда комната опустела, Елена подозвала Гришу жестом. Он подошёл ближе, впервые замечая, что её лицо не похоже на репродукцию с портрета: на щеках были тонкие морщинки, а губы чуть обветрены, как у людей, которые часто нервничают на свежем воздухе.
– Не верьте всему, что они говорят, – тихо сказала она. – И не бойтесь ошибаться. В нашей семье есть только один запрет: предательство.
– Я понимаю, – ответил Гриша. – Иногда не знаешь, что страшнее: ошибиться самому или подвести другого.
– В вашем возрасте это нормально, – сказала Елена и едва заметно коснулась его плеча. – Главное – не обманывайте себя. Остальные с этим справятся сами.
Он поклонился, не зная, что делать дальше, и на мгновение остался один, как на театральной сцене после финального акта.
Вечерний Ситцев мерцал за окнами. Похоже, новый спектакль в этом доме только начинался, а его роль уже была распределена. Гриша пообещал себе: теперь он будет смотреть не только на декорации, но и на то, что происходит за кулисами.
Потому что именно там – в трещинах, взглядах, мелких недомолвках – и рождалась настоящая жизнь этой семьи.
После ужина Григорий не спешил к себе. Он медленно поднялся по лестнице, внимательно разглядывая каждую ступеньку, словно искал в их трещинах намёк на завтрашние перемены. Когда за ним захлопнулась дверь его комнаты – компактной, с угловым креслом и шкафом, пропахшим лавандой и старым мелом, – он на мгновение замер у порога, прислушиваясь к незнакомой тишине. В этом доме даже звуки были другими: вместо гомона телевизора и цокающих кастрюль – только печальный скрип половиц, да приглушённые голоса где-то за стеной, похожие на переговоры таинственных заговорщиков.
Он снял пиджак, кинул его на спинку стула, но рука машинально поправила воротник – будто в комнате за ним наблюдают. Взглянул на отражение в тёмном стекле окна и не сразу узнал себя: в полумраке лицо показалось тоньше, старше, а глаза неожиданно наполнились азартом. Григорий сдвинул штору и выглянул во двор. Ситцев в это время суток был похож на гигантский растрёпанный улей: одинокие фонари, тусклые окна, в каждом из которых – чья-то семейная драма на тихом ходу. Он подумал, что сейчас кто-то в другом доме так же стоит у окна и смотрит на него.
Внутри поселился странный зуд. Казалось, всё, что происходило за этим ужином, было только тизером к чему-то более важному. В голове, как после экзамена, начали проступать неясные планы: что спросить у Софии, как подловить Маргариту на противоречии, как узнать, почему Елена так боится старости… Но больше всего его зацепили слова Лизы – о том, что в каждом поколении свой способ быть "собой". В его мире никто не решал такие вопросы в открытую: все привыкли менять маски и считать это адаптацией, а не предательством.
Он прикинул план на ночь, разложил бумаги, ноутбук и телефон на столе. Офисные привычки не исчезали – он даже хотел было повесить табличку "рабочее место", но вспомнил, что теперь его рабочее место – здесь и везде, где надо наблюдать и вовремя подслушать. Штора колыхнулась от сквозняка, и вместе с ним в комнату вошло ощущение, что завтра начнётся нечто совсем новое.
Он устроился у окна, ноутбук поставил на стопку юридических справочников, которыми, очевидно, никто никогда не пользовался, и жадно перебирал новостные ленты, форумы, мессенджеры, всё, что могло пролить свет на структуру жизни в