Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин

– Как вам, господа? Триумф инженерной мысли империи, вершина современной механики. И не хочу хвастаться, но в начале карьеры я приложил руку к созданию этого автоматона. – Он кивнул на дворецкого. – А что касается Гестии, то перед вами главный конструктор этой серии машин.

Доктор Стим улыбнулся.

Я уважительно посмотрел на доктора, однако все же задал мучивший меня вопрос:

– Зачем здесь эти слуги? Все же это очень ценные машины, и им можно найти лучшее применение.

Вместо доктора ответил хозяин дома:

– Это списанные машины. Не выдержали всех испытаний Инженерной коллегии. Сейчас я уже на пенсии, но работа с машинами – это мое увлечение. Деньги позволяют. К тому же хоть я и уступил господину Стиму свою должность, но все же веду в усадьбе некоторые эксперименты. – Асетровский улыбнулся, и я увидел, что Гестия вздрогнула и непроизвольно отступила назад.

– Вот на этой машине, – Асетровский кивнул на механическую служанку, – я уже год как изучаю философские труды. Вы слышали о такой концепции, как три заповеди работехники?

Я посмотрел в потолок.

– Вроде слышал, но уже не припомню, что-то жутко устаревшее.

– Да эта концепция была популярна в прошлом веке. Вот что такое робот? – спросил меня Асетровский. – Ведь это, по сути, сделанный из металла раб. Вот, собственно, в мозги рабов этих и было предложено привнести три заповеди, которым они обязаны беспрекословно подчиняться, отсюда и название. Итак, заповедь первая: робот не может причинить вред человеку. Вторая: робот обязан подчиняться человеку, но не нарушать при этом первой заповеди. И третья заповедь: робот должен защищать себя, не нарушая при этом первых двух заповедей.

Раздался смех. Вальтер Стим, похоже, искренне развеселился. Он обернулся к нам.

– Вот за такие идеи Поликарпа Монокарповича и попросили покинуть Инженерную коллегию. Ну объясните мне, зачем нужны роботы, если они не могут причинить людям вреда? Сейчас у нас в Инженерной коллегии более сотни разумных машин: медики, секретари, охранники, техники, учителя. И все они в совершенстве умеют убивать людей. Потому что чернь готова сожрать живьем, потому что нам всегда будут нужны беспрекословные исполнительные слуги, способные нас защитить. Да, в прошлом веке люди были наивны и думали, что роботы понадобятся для освоения северных полюсов, территорий за рекой Обь, ну или работы на заводе. Согласен, кстати, на заводах роботы нужны. Но при этом все заводские роботы должны быть настроены так, чтобы в случае восстания суметь помочь владельцу завода разогнать протестующих рабочих. Или уничтожить их, не дав повредить фабричное имущество. К сожалению, революция в нашей империи, о которой грезят уральские коммунары, все ближе. И когда она полыхнет, надежда у нас будет лишь на верные солдатские части и тех роботов, что успеет создать Инженерная коллегия. На машины, что по сигналу главы коллегии плечом к плечу встанут с нашими солдатами. Именно поэтому, естественно, никаким заповедям работехники машины обучать нельзя. Да, наша задача сделать из машин наших рабов, но рабов умных, дословно нас слушающихся и при этом в отличие от людей не способных на мятеж. – Доктор Стим широко улыбнулся. – Тем более посмотрите на вашу Гестию, посмотрите на то, как она себя ведет. Поликарп Монокарпович, вы же всеми этими экспериментами над ее разумом почти сломали ее. Сколько раз вы за этот год ей голову вскрывали? Десять-двадцать? Я же помню, какой она была год назад. А теперь ее только на запчасти пустить можно.

Доктор Стим отпил кофе и внимательно посмотрел на Гестию. Та стояла, опустив в пол взгляд своих тусклых глаз.

Часы пробили полночь. Я сидел в библиотеке поместья, бездумно листая книги. На полках хранилось множество интересных томов, но читать их не получалось, мысли все возвращались к жуткому разговору за ужином. Вздохнув, я уже отложил было книгу, чтобы отправиться спать, когда из темноты коридора появилась массивная фигура купца-миллионщика.

Облегченно выдохнув, Чертопузов быстро подошел ко мне.

– Господь всемогущий, я думал, не найду вас, Виктор, а мне срочно нужна помощь. Вы же тоже из полиции, верно?

– Только недавно принят на службу.

– Виктор, в полиции, все знают, жалованье маленькое, сколько получать-то будете? Рублей сорок в месяц? Послушайте, вот, держите… – Дрожащими руками купец вытащил из сюртука пухлую, перевязанную бечевкой пачку ассигнаций. – Здесь десять тысяч. Да берите вы, я умоляю. Мне очень нужна ваша помощь. Я не должен остаться этой ночью один. Вы должны быть рядом, слышите? Это вопрос жизни и смерти!

Бесшумно выросшая за спиной купца Глафира Днепропетровна резко выхватила из рук Чертопузова пачку денег и несколько раз хорошенько стукнула брата ассигнациями по лицу.

– Хватит нас позорить, черт старый! Не слушайте его, Виктор, прошу вас. Опять он собутыльника себе ищет. Позор какой, ко всем в усадьбе с самого утра пристает, спасения от него нет! Он же на прошлое Рождество в церкви перед всеми иконами поклялся, что в одиночку пить не будет, а теперь, видите ли, страдает, холера толстопузая, что надраться ему не с кем. Скот! – Еще раз стукнув купца-миллионщика ассигнациями по лицу, Глафира Днепропетровна убрала пачку в пышный лиф и, фыркая, выволокла брата из библиотеки.

– Виктор, не верьте ей, они все меня здесь ненавидят! Они все здесь желают мне только смерти! – попытался было выкрикнуть Чертопузов из-за дверей, но Глафира Днепропетровна лишь дернула непутевого братца прочь, утаскивая его в темноту коридора.

Вскоре дом затих, погружаясь в сон. Ночь окончательно вступала в свои права. Немного почитав, я отправился спать. Однако спокойствия на душе не было. Укладываясь в постель, я не мог избавиться от беспокойства. Не зря ли я оставил Чертопузова одного? Его последние слова и тот умоляющий взгляд, что кинул на меня купец в самый последний момент, пробудили во мне чувство смутной тревоги. Впрочем, что может случиться с купцом-миллионщиком в хлебосольном доме семьи Асетровских? Успокоив себя этой мыслью, я наконец уснул.

Действие третье

Утром снегопад прекратился, а дым, что нес из столицы ветер, рассеялся, открывая глубокую лазурь неба. Светило яркое зимнее солнце, и заваливший двор усадьбы черный снег весело искрился в его лучах.

Я сбросил остатки сна и, широко зевнув, встал с постели. Было уже одиннадцать, и выспался я просто великолепнейше. Выданная мне комната была куда лучше и монастырской кельи, и уж тем более моего нового жилья, снятого неподалеку от Рафаилова сада.

Полюбовавшись чудеснейшим видом за окном я, приведя себя в порядок, спустился в столовую. Завтрак был уже готов. Чудесно пахло свежей сдобой и только что сваренным кофе, на льду лежали икра и чернорыбица,