Мазыйка. Приговорённый город - Алёна Моденская

Зато Новиков, кажется, получил возможность провернуть свой план. Ночью, когда дамы ушли в спальни, а Лёня закрылся в комнате, которую собирался у них снимать, Новиков погасил свет, но взял в коридоре старую керосинку. У его родителей была такая, так что возиться с ней долго не пришлось. Главное — сделать абажур из газеты, чтобы свет не привлекал лишнего внимания.

Новиков посадил Антона с лампой на тахту и достал свежекупленный швейный набор.

— Ты чего? — шипел Антон, осматриваясь. — Собрался резать чужой диван?

— Да, собрался, — резко прошептал Новиков. — Если ты не будешь мешать, управимся куда быстрее. И смотри по сторонам, чтобы никто не пошёл.

Новиков быстро разрезал нитку, которой зашивали дыру в обивке. Внутри, под полосатой плотной тканью, нашлись какие-то сложенные листочки и открытки, надписанные чьей-то рукой.

Новиков быстро спрятал находки во внутренний карман пиджака и стал зашивать разрез. Да уж, это оказалось куда труднее, чем распарывать нитки. Новиков же — не швея, и даже не женщина вроде тех, с которыми он «доставал» сегодня эти нитки-булавки. Шить мелкими стежками под керосинкой не просто трудновато, это похоже на серьёзное испытание.

— Дай сюда, — наконец не выдержал Антон.

Он впихнул Новикову лампу, забрал у него иголку с ниткой. Спору нет, мама натаскала его на шитьё очень даже неплохо. Он быстро справился с зашиванием и забрал у Новикова лампу.

Читать найденные записки и открытки Новиков при свете керосинки не решился, так что они с Антоном просто легли спать.

Проснулись по утру, почти с рассветом. Оказалось, здесь, в Кулибине, на все голоса кричали петухи. Да, тут ещё оставался довольно большой частный сектор, хотя он и в новом времени никуда не денется. Помнится, отец рассказывал, что в советские годы даже при некоторых домах с квартирами устраивали курятники и хлева.

Так что подольше поваляться не вышло, да и Антону надо было возвращать грузовик в артель.

Вокруг дома стали разноситься детские голоса. Наверное, это жильцы квартиры первого этажа выходили на улицу. Кажется, на заднем дворе был устроен курятник, куда направилась крупная женщина с ведром. Громко смеющиеся подростки постарше вышли во двор делать гимнастику с гантелями и хулахупами, маленьких окатывали водой из жестяных тазиков.

— Фу, сколько здесь народу, — поморщилась Эмма, выходя к завтраку, который наварганили Новиков на пару с Герой Кравчук.

Причём старался в основном майор, но под чёткие инструкции Геры. Финалом готовки стал вопрос, а женат ли Новиков. Он заверил её, что да, и давно, и счастливо.

— Да уж, толпа, как в царское время на покосе, — криво усмехнулся Лёня, садясь за стол. — И все такие же необразованные и неопрятные.

— Как мы тут жить будем, ума не приложу, — качала головой Гера, раскладывая на блюде бутерброды с сыром и колбасой, разогретые в духовке.

— А мне каково?! — воскликнул Лёня, бросая в чашку кофейный кубик. — Я — человек умственного труда, мне нужна тишина. И свежий воздух. И чистота, но она всем необходима. Чистота — залог здоровья!

Эмма отчего-то манерно захихикала.

Новиков же одновременно пытался ухватывать нить разговоров, чтобы лучше узнать Кравчуков и Лёню, и одновременно распробовать чудные кофейные кубики. Да уж, это не напиток «Кубань», хотя и тот по-своему неплох. Здесь же кубик растворялся в воде, и получался отменный сладкий кофе, да ещё будто бы со вкусом сгущёнки. Он чем-то напоминал тот кофе, который раньше разливали в столовых школ и санаториев.

Такой красивый напиток цвета какао в гранёных стаканах, с отличным запахом детства и отдыха. Сейчас бы поностальгировать, да вот оказия — Новиков как раз и угодил в прошлое, о котором многие до сих пор счастливо вздыхают.

Кубики Новикову так понравились, что он даже попросил Антона заехать в кафетерий. Вдруг они там ещё остались.

Эммочке же пришёлся по вкусу торт «Абрикотин» с розовой глазурью и абрикосовым ликёром. Она стрескала половину, причём ночью. Новиков даже пару раз просыпался, когда она топала на кухню, гремела там посудой и, пардоньте, чавкала.

— Зато когда переедем, мы наконец-то будем нормально кушать, — рассуждала Эмма, закалывая кудряшки перед зеркалом, когда-то принадлежавшим Оксане Ткач. — Не как в этой убогой и нищей Мазыйке.

— Не надо так говорить, — одёрнула её Гера. — Это наша родина. И нам очень жаль, что ей пришёл конец.

— Да, жаль, — эхом и с мамашиным выражением повторила Эмма.

Она, похоже, усердно повторяла всё, что вкладывала ей в голову мать. Или была прекрасной актрисой. Оба варианта вероятны и неприятны.

Вся компания вышла из дома и загрузилась в грузовичок. Причём Новиков из вежливости поздоровался с соседкой, которая развешивала простыни на натянутой во дворе верёвке. Печально, что поздоровался только он. Не ему же здесь жить.

Глава 21. Прощай, любимый город

По приезде в Мазыйку дамы Кравчук отправились на почту, Лёня сошёл у школы, Антон уехал возвращать машину и работать в артель. Новиков же сразу направился к Игнатьеву.

— Как прокатились? — светски спросил чекист, размешивая чай в стаканчике.

— Отлично, — ответил Новиков, вынимая из кармана открытки и сложенные листочки. — Вот, нашёл под обивкой дивана Оксаны Ткач. — Кстати, не подскажете, как её мебель оказалась у Кравчуков?

— По распределению, — спокойно ответил Игнатьев. — Они встали на учёт как нуждающиеся, у них же отец умер. А имущество Ткач за неимением наследников было национализировано.

— И что, Кравчуки — сама неимущая семья в городе?

Игнатьев в ответ только повёл бровями.

— У нас вот тоже дивана нет, — буркнул Новиков, усаживаясь за стол.

— Он вам нужен? Вы собираетесь здесь задержаться? — кротко спросил Игнатьев.

— Нет, но хотелось бы проводить время с комфортом, — вздохнул Новиков.

В общем-то, он и на жёсткой койке нормально спал, и на качественном диване Ткач. И спина ничуточки не болела.

— Комфорт — это идол, — произнёс Игнатьев, пересаживаясь со своего начальственного места на стул напротив Новикова. — Чрезмерный комфорт разлагает. Как и излишества в еде.

Так. Откуда он прознал, что Новиков в Кулибине устроил чуть ли не пирушку, пусть и всего на несколько персон? Хотя что за вопрос.

Зато имелся другой вопрос, немного поинтереснее.

— А Кравчуки после папаши точно ничего нелегального не унаследовали? — спросил Новиков, потирая руки и делая вид, что готов заняться найденными открытками.

Игнатьев в ответ промолчал. Понятно. Он подозревал, а скорее, даже точно знал, что где-то у Кравчуков была припрятана банка с деньжатами покойного папаши. Только вот ухватить их за эту банку чекист так и не