Девушка из третьего вагона - Яна Черненькая

Грациозная фигура на сцене еле заметно шевельнулась, и огромный зал в мгновение заполнил голос… ангела. Серебристый, сильный, удивительно чистый и мощный.

Леди Лигейя не пела. Она дышала песней.

По коже Даниэля поползли мурашки, а щекам вдруг стало холодно.

То была песня вечного ожидания.

Неведомая магия перенесла Даниэля из зала на весенний луг. Словно наяву он видел бескрайнее голубое небо над головой, свежую траву и первые цветы – хрупкие и эфемерные. Белоснежные облака отбрасывали тени на пробуждающуюся землю. Легкий ветерок шевелил вереск на холмистых пустошах. Журчали полноводные ручьи.

И на этом лугу Даниэль увидел прекрасную женщину, которая пела о любви, не знающей ни преград, ни времени. Верной и чистой. Той самой, что уже давно не встречается на грешной земле с ее законами и условностями. Той, к которой можно возвратиться из любой точки земного шара. Той, ради которой можно выжить вопреки всему.

Тоска по этой любви медленно разгоралась в сердце, превращаясь из остывшей золы в бушующее пламя, и так хотелось увидеть лицо той женщины, которая пела… про него и для него. Нет, не спрятанное под маской лицо леди Лигейи, а той, другой, которая предназначена была Даниэлю де Моле… Той, что ждала его и безмолвно пела лишь для него. Но образ укрывала дымка, и оставалось только любоваться им издалека. И звать сердцем.

Потом весну в грезах сменила осень. И белая зима. Но женщина по-прежнему ждала. И Даниэль понял – она всю жизнь будет ждать только его. Даже если он никогда ее не найдет. Даже если он свяжет свою судьбу с другой.

Она. Будет. Ждать. А он…

Образы померкли. Даниэль опять обнаружил себя в кресле на балконе Альберт-Холла. В сердце поселилась тоска. И твердая уверенность, что он должен найти ее – ту самую женщину.

Наверное, дома, отойдя от чар леди Лигейи, он посмеется над бредовыми мыслями, столь для него нехарактерными. Но не сейчас, когда в сердце образовалась пустота, и ее нельзя было заполнить чем-то земным, обыденным. Эта пустота предназначалась лишь для нее – женщины из волшебных грез, лица которой он так и не разглядел.

Зал молчал удивительно долго, а потом в один миг взорвался овациями. Люди восторженно кричали, позабыв про степенность.

Даниэль тоже начал хлопать до боли в ладонях, но, почувствовав нечто странное, поднял руку, коснулся правой щеки и, к собственному изумлению, обнаружил на ней влажную дорожку. Он плакал? Серьезно?! Даниэль этого не помнил, но откуда еще могла взяться вода на щеке? Не потолок же протекает.

На всякий случай Даниэль посмотрел вверх – мало ли, но ничего подозрительного не заметил.

Проверил левую щеку – тоже мокрая. Поспешно вытер, надеясь, что никто не увидел.

Лицо горело. И руки. И все тело. Словно во время последней болезни, когда пробудился дар.

Даниэль посмотрел на Беккета. Полковник был бледен как мел и с такими же влажными дорожками на щеках. Глаза его подозрительно блестели. Он сидел неподвижно в кресле и даже не пытался хлопать, все еще находясь под властью чар леди Лигейи.

Беккет опомнился, лишь когда Даниэль осторожно дотронулся до его плеча. Вздрогнув, огляделся, словно не понимая, как здесь очутился, а потом, пробормотав извинения, встал и куда-то ушел. Никто на него даже не посмотрел. Внимание всех было приковано к сцене, где воистину творилось что-то невероятное.

Когда вновь заиграла музыка, зал замер в ожидании очередного чуда. Казалось, тысячи собравшихся здесь людей даже дышать перестали.

Серебряные звуки арфы. Оркестр.

Голос леди Лигейи вновь вырвал слушателей из оков реальности и унес куда-то в заоблачные выси. Туда, где есть лишь истина и ничего больше. Туда, где не имеет значения ничто земное. Туда, где души лишены оков плоти и девственно чисты.

Неторопливое скольжение между облаками и божественное спокойствие…

Но мелодия крепла. Оркестр поддержал ее, развивая, усиливая, очищая, а потом… замер. Магия леди Лигейи ослепительно вспыхнула, поддержанная… одинокой скрипкой. Зал ахнул. Раздались разрозненные хлопки.

Даниэль смог ненадолго вынырнуть из грез и увидел выходящего на сцену скрипача.

– Маэстро Баннистер! – Казалось, несколько тысяч человек произнесли это одновременно.

Происходило нечто невероятное. Голос леди Лигейи внезапно обрел еще больше мощи и уверенности. Магия маэстро Баннистера подхватила его, оттеняя. Медовые ноты скрипки переплелись с высокими и чистыми нотами колоратурного сопрано дивы… и разразилась настоящая буря. Торнадо. Смерч.

Даниэль вдруг ощутил на своем разгоряченном лице порывы ледяного ветра и улыбнулся ему, как давнему другу.

Свобода. Оглушающая. Абсолютная…

Свобода и подлинное всесилие обрушились на него. И он принял их как должное.

Стоя на самом краю скалы, Даниэль смотрел вниз и чувствовал за своими плечами огромные крылья.

Один шаг. Замирающее от счастья сердце. Мгновения стремительного падения, а потом хищные крылья рассекли воздух, ловя воздушный поток.

Над головой зажглось ослепительное солнце. Даниэль летел к нему, не ведая страха и зная – вот она, его судьба, ради которой можно пожертвовать чем угодно. Ему казалось, он вот-вот поймет что-то невероятно важное, но… Песня закончилась.

Зал вновь молчал. Скрипач и дива стояли неподвижно, глядя друг на друга.

Зрители встали. Все как один, хотя концерт еще был далек от завершения.

Овации, крики, даже топот. Кто-то из зрителей попытался выскочить на сцену, не иначе как в порыве эмоций желая выразить свои восторги. Маэстро очень быстро отвлек его на себя, не позволив даже приблизиться к леди Лигейе.

Скрипка вновь заиграла что-то очень спокойное, сонное и умиротворяющее. Публика потихоньку угомонилась, выбежавший на сцену буян вернулся на место.

Объявили следующую песню. «Зов вечности». Но при первых же звуках торжественно-печальной музыки Даниэль вдруг сообразил, что Беккет так до сих пор и не появился. Пришлось выйти в вестибюль, желая выяснить, куда делся друг.

Капельдинер сообщил, что полковник некоторое время просто стоял у перил, словно ему стало плохо. Выглядел он так неважно, что этим заинтересовался мистер Эллингтон, директор концертного зала, который как раз осматривал вестибюли, проверяя, все ли в порядке. Беккету попытались вызвать доктора, но он отказался и ушел.

Встревоженный Дениэль тут же схватился за вестник. Друг не отвечал.

Капитан спешно спустился на первый этаж и, не найдя там Беккета, забрал пальто из гардероба и вышел на улицу. В лицо тут же полетела морось. Мелкие капли холодного дождя секли горячую кожу, словно песок во время пустынной бури, но только, в отличие от него, были