Яд, порох, дамский пистолет - Александра Лавалье
Наконец Варя решилась:
– Да, он называл себя моим отцом.
«Отцом! Всё-таки отцом!»
– Вы как будто сомневаетесь в этом? – как же лениво и равнодушно звучит его собственный голос.
Задрала подбородок повыше и отрезала:
– Я незаконнорождённая. Мать моя служила горничной у Белозерских и уже десять лет как померла. Где он был всё это время? К тому же нет никого, кто подтвердил бы его слова. Поэтому позвольте мне не верить.
– Но вы же… – Алексей осёкся. Он хотел сказать «принимали его подарки», но, слава богу, благоразумно промолчал. Конечно принимала, как ещё?
Наконец всё встало на свои места. Он был прав в своих предположениях. Варя – дочь Малиновского от горничной, ставшая интересной ему только после гибели сына. Но кто такие Белозерские? Будто он слышал недавно эту фамилию. Последние слова он, видимо, пробормотал вслух, потому что Варя принялась объяснять:
– Старик полковник Белозерский – герой ещё турецкой войны, я его почти не помню, маленькая была, когда он умер. Да и не видела почти, он всё время был в разъездах по гарнизонам… Жена его – Елизавета Петровна. Они на Покровке жили[35]. Мама у них всю жизнь горничной служила. Елизавета Петровна хорошая была, не выгнала мать, когда та без брака понесла. Потом уже Анна Юрьевна, когда замуж выходила, маму к себе забрала. Ну и меня с нею.
– Анна Юрьевна… Вельская?
– Да, по мужу она Вельская. Вы слышали о ней, конечно. Её сейчас «королевой граммофона» величают, а иногда «королевой романса». Говорят, столько пластинок, сколько она, никто из певиц не записал.
– И вы выросли в её доме?
– Да.
У Алексея шумело в голове и крутилась, крутилась какая-то важная мысль, которую он не мог уловить. Только доктор внутри ворчал, мол, высыпаться надо, батенька, тогда и соображать лучше будете. Алексей помассировал виски, но помогло мало.
Чтобы сказать хоть что-то, он заметил:
– Ваше ожерелье… довольно дорогая вещь для горничной.
Варя вскинула глаза и демонстративно надела украшение.
– Мама на хорошем счету была у хозяев.
Алексей только молча кивнул.
А Дмитрий Аполлонович хорош! И госпожу любил, и горничную обрюхатил! И это при законной жене и сыне. Алексей уже решительно не знал, что думать об этом человеке, каким называть это допустимым в обществе словом? «Любвеобильный» разве? Хотя вернее будет сказать «потаскун». Так кухарка в их доме называла чёрного задиристого петуха, потоптавшего всех окрестных куриц. Алексей буквально физически ощущал, как разлетается осколками хорошее представление об этом человеке.
– Мне пора ехать, – повторила Варвара. – Бо наверняка волнуется.
– Ваша собачка? Волнуется?
– Он воет, когда меня долго нет. Вряд ли это понравится соседям.
Варя сделала шаг к столу, посмотрела на остывшую еду. Неуверенно произнесла:
– Наверное, нужно найти хозяина, оплатить ужин.
– Не беспокойтесь, – остановил её Алексей, – всё договорено.
Ночью здесь, в кабинете, между ним и Афанасием Григорьевичем состоялся короткий, но весьма серьёзный разговор.
Варя спала, а вот к Алексею избавительный сон никак не шёл. Чтобы заглушить мысли и приевшееся чувство стыда, он вытащил из-под печки полено покрупнее, установил его в оконном проёме и занялся тем, что успокаивало его лучше всего, – метанием ножей в цель.
За этим занятием его и застал Афанасий Григорьевич, среди ночи деликатно постучавший в собственный кабинет. Удивления по поводу ножей он не высказал, в кабаке, поди, и не такое повидаешь. Но от восхищённого цоканья, когда нож мягко вошёл в полено, не удержался. Однако говорить начал сразу по делу.
– Слышал я, Алексей Фёдорович, вы видели моих ребят там, где не надо? – напрямую спросил трактирщик.
– Видел. Хотя и не хотел этого, – признался Алексей, поняв, что речь идёт о тайной погрузке коньяка.
– И другое слышал я, – продолжил Афоня, – будто в «Нитке» полиция революционный кружок накрыла. Аккурат перед тем, как вы в трактир с барышней пришли. Не всех, говорят, успели изловить, кое-кто скрылся.
И Афанасий будто ненароком взглянул на спящую девушку.
«Кружок? Революционный? Так вот какие книжки читает у себя в приходе отец Диомид!»
– О чём вы? Не слышал об этом.
Получилось не очень убедительно, но трактирщик от души подыграл:
– И это очень правильно! Вообще полезно видеть и слышать только то, что нужно. А об остальном полезнее молчать.
– Понимаю вас, Афанасий Григорьевич, и полностью согласен. Молчанье нам взаимно полезно.
– Я рад, что мы договорились. Ужин вашей дамы сочтём комплиментом за счёт заведения.
На этом Афанасий Григорьевич попрощался и, прихватив с полки пару счётных книг, вышел. А Алексей сел за стол, намереваясь обдумать сложившееся положение, но не заметил, как заснул.
Алексей знал, что торговаться ему не подходит. И вчера вроде вышло неплохо, а какое-то гнилостное послевкусие осталось. Алексей невольно поморщился.
То ли Варвара Дмитриевна восприняла выражение его лица на свой счёт, то ли по другой причине, но она вдруг заторопилась на выход. Уже в дверях Алексей спросил её:
– Варвара Дмитриевна, скажите, а вчера в чайной, на… литературных чтениях вы Антона Михайловича не видели? Он вам ничего не передавал?
Варя замерла.
– Разве он был там?
– Был. В гриме, вы могли его не узнать.
– Что он там делал?
– Искал сенсации, конечно, он же газетчик. А сейчас он в полиции. Варвара Дмитриевна, вы должны помочь мне вытащить его из тюрьмы!
В ответ Варвара Дмитриевна хрюкнула. Крайне невоспитанно, зато точно выражая своё отношение к предложению Алексея. Она вернулась к столу, взяла пирожок и принялась сосредоточенно жевать, размышляя. Дожевав пирожок, одним глотком допила холодный кофе, поморщилась. Глянула на второй пирожок и… пододвинула его Алексею.
– Ешьте, Алексей Фёдорович, и поедемте.
– Куда?
– В тучерез, конечно. Бо скучает.
И вышла за дверь. Алексей, прихватив пирожок и хлебнув остывшего супа, поспешил за ней. Он ещё ничего не понимал, но чувствовал, что решение у Варвары Дмитриевны уже есть.
И действительно, когда он догнал её на лестнице, она произнесла:
– Я знаю одного человека, который может помочь в такой ситуации.
– И кто это?
– Зинаида Порфирьевна, моя соседка.
– Кто? (Перед глазами мелькнули газетные строчки.) Газетная сваха?
Получилось не то чтобы пренебрежительно, но уж точно с недоумением. В этот раз Варвара Дмитриевна ответила фырканьем. Презрительным. Наверняка ещё и глаза закатила (Алексей шёл сзади и не видел). Признавшись в своём происхождении, Варвара Дмитриевна совершенно перестала заботиться о том, чтобы производить впечатление приличной барышни. В
