В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари

— Какой амулет? — разочарованно осведомился римлянин. Возбуждение, которое он испытал мгновение назад, когда поверил, что близок к истине, бесследно улетучилось.

— Это был медальон, мешочек из оленьей кожи, а в нем два червячка, из тех, что водятся в голове у фаланги. Я купила его на свои сбережения у одной знахарки для моей Дины. Все знают, что в голове у этого мохнатого паука живут гусеницы, которые, если носить их на груди, не дают зачать. Но она, наверное, сняла его… глупышка, она в такое не верила. Я не виновата, что она забеременела!

— Значит, ты знала о ребенке, старая лгунья! — взорвался Аврелий. — И ты помогла ей избавиться от него, верно? Чем ты ее напоила? Змеиной кровью? Соком аспида?

Старуха в ужасе отбивалась.

— Или ты использовала ту длинную иглу… — Патриций содрогнулся при мысли о хрупкой Дине, доверившейся дрожащим рукам пьяницы.

— Нет, господин, нет! — простонала Шула, бросаясь на пол и пытаясь обнять его колени. — Это правда, я пыталась ей помочь. Но это было раньше, до того, как она решила оставить ребенка!

— Помочь, значит? — набросился на нее патриций. — И как же?

— Я послала ее к гадалке, которая продала мне амулет. Но не говори Мордехаю, он выгонит меня из дома! Я бедная старуха, у меня никого на свете нет. Кто меня накормит?

— Напоит, ты хотела сказать! Ну, рассказывай о знахарке, живо!

— Я знала ее мать… она предсказывала будущее. Когда бедная Рахиль умерла, я осталась единственной женщиной в доме, а для евреев нехорошо, когда вдовец остается один. В молодости я была почти красива, ты не поверишь. И звали меня Шуламит, как прекрасную Суламиту, что утешала старость нашего Мессии Давида. Я надеялась, что, живя под одной крышей, хозяин однажды… Я была уже не девочка, это правда, но и он был в годах и не мог требовать многого. Но дни шли, а я оставалась служанкой, чем-то вроде предмета мебели, к которому так привыкают, что перестают замечать. Тогда я решила что-то предпринять. Я слышала об одной колдунье, говорили, она творит чудеса. Я пошла к ней, и она попыталась мне помочь. К несчастью, звезды были ко мне неблагосклонны. Даже любовное зелье не подействовало на Мордехая. Вот так от разочарования я и начала пить. Но к гадалке я все равно ходила, привыкла, это был единственный светлый миг за всю неделю. Моя единственная отрада. Потом знахарка умерла, и ее место заняла дочь. У нее-то я и взяла амулет.

— И ты послала к ней Дину!

— Да, но это было раньше, когда она еще хотела избавиться от ребенка. Потом она передумала: решила бежать со своим парнем.

Записка! Значит, Дина просила у отца прощения за побег с Рубеллием.

— Когда она хотела уйти?

— В ту же ночь. Но к вечеру она уже была мертва.

— Как зовут знахарку?

— Эрофила. У нее лавка близ Винного порта.

Аврелий задумался. Если молодые люди решили бежать, Рубеллий, очевидно, ждал Дину в условленном месте и, должно быть, забеспокоился, когда она не пришла.

Если только не он сам был виновником ее исчезновения.

Шула тем временем пришла в себя, и в ее покрасневшем глазу блеснул подозрительный огонек.

Аврелий поднял кувшин с медовухой и покачал им.

— После несчастья он не осмелился явиться сразу. Она велела ему ждать, что бы ни случилось, они не в первый раз меняли планы в последнюю минуту. Дина, бедняжка, вечно была под надзором этого подозрительного Элеазара. Но в конце концов юноша не выдержал и вошел в дом, когда Мордехая не было.

— Когда? — затаив дыхание, спросил римлянин.

— Два дня спустя, нет, может, три. Не помню. Он ждал ее и ждал… боялся, что она передумала! — Взгляд старухи стал злобным. — Я сказала ему, что она умерла. Он аж окаменел! Так ему и надо, негодяю! — с нажимом заявила она, протягивая руку к медовухе.

Аврелию надоело это перетягивание каната, и он отдал кувшин.

Кормилица жадно отпила, и благотворное действие напитка тут же сделало ее более разговорчивой.

— Я его пинками выгнала, а когда пришел Элеазар…

— Элеазар! — встревоженно воскликнул Аврелий. — Ты ведь не сказала ему о Рубеллии! Тот способен его убить!

— Еще как сказала! Уже неделя прошла. Да какая разница? Если убьет, одним гоем меньше станет! — пробормотала Шула, уже полностью во власти хмельного напитка.

Аврелий бегом спустился по деревянной лесенке и оказался на площади.

Дом Элеазара был недалеко, и он поспешил туда, хотя и знал, что не застанет его: этот безумный фанатик, должно быть, уже давно ищет Рубеллия.

Дверь была заперта.

Не заботясь о том, увидят его или нет, сенатор с силой налег на нее плечом.

Створка тут же поддалась: молодой еврей был не настолько богат, чтобы защищать свое добро надежным замком.

Внутри каморки стоял неприятный, затхлый запах.

Повсюду была разбросана одежда, очевидно, впопыхах вытащенная из открытого сундука на полу.

Среди одеял на кровати, рядом с молитвенным таллитом в черно-белую полоску, пустые ножны от сики были недвусмысленным обещанием смерти.

***

— Эрофила? Да конечно, знаем! — рассмеявшись, воскликнул один из грузчиков и, оповестив остальных рабочих, вызвался его проводить. — К ней отовсюду приходят, знаешь ли. Не стыдись, с каждым бывает, рано или поздно!

Аврелий с подобающим случаю видом кивнул, не имея ни малейшего понятия, что имеет в виду рабочий.

— Вот, это здесь. Удачи! — пожелал ему юноша, принимая несколько монет. — А как поправишься, у меня есть пара мест, куда тебя сводить. Увидишь! — подбодрил он его, тяжело хлопнув по плечу. — Давай! Давай! Ты еще молод. Через пару дней все наладится!

Следуя за приглашающим голосом, патриций с сомнением спустился по деревянной лесенке, ведущей в закуток, скрытый от глаз прохожих ветхой занавеской.

— Ну, располагайся! Бояться нечего!

Аврелий шагнул в полумрак, пытаясь разглядеть того, кто так радушно его приветствовал.

Лавчонка была увешана полками, заставленными амулетами и статуэтками.

На столике, грубо расписанном знаками зодиака, громоздились десятки порнографических изображений, самых непристойных из тех, что патрицию когда-либо доводилось видеть.

Идя на голос, Аврелий нагнулся, чтобы пройти в низкую дверь, и ударился головой о лампу в форме фаллоса,