Ловушка на оборотня, или Встреча на краю… весны - Алёна Александровна Комарова
Зачем он поцеловал её? Ведь никогда, никогда не будет продолжения. Или будет? Почему же нет? Она может всего лишь подойти и прижаться к нему. И он станет её целовать. И они станут обнимать друг друга. И щупать, и узнавать. И он будет стонать, а она постарается не стонать, но потом все же прошепчет его имя. И он возьмёт её. Может прям здесь, на уличном диване. А потом они переберутся на кровать. И снова все повторят, только не быстро, а медленно, изучая друг друга не торопясь. Никто не может им помешать. Никто, кроме их самих.
Нет. Она не позволит себе сделать такую же ошибку, а потом, когда он снова уедет, искать уединения от мыслей.
У них у обоих есть прошлое, такое понятное, потому что прожитое. И будущее. С ним всё совершенно непонятно. И никогда она не сможет сказать ему, что всегда любила его, что сейчас её сердце разрывается на части от любви. И жить ей сложно без него.
Она молчала. Он не торопил. Ждал. А когда ждать ответа было бесполезно, он сказал:
— Почему ты ушла от меня? Я ведь тогда чуть не умер. — Он зло хмыкнул. — Вернее, я умер! А когда узнал, что ты вышла замуж за Женьку, умер ещё раз. И умирал каждый день. Слышишь?!
Он подошёл к ней, навис над каплей-креслом. Она попятилась, попыталась отодвинуться, но он схватил за плетёные края и зафиксировал.
— Ты не представляешь, каково это жить и знать, что ты делишь свою жизнь с другим. Видеть тебя во снах. Представлять тебя своей и знать, что ты в объятиях другого мужчины. Ты знаешь, каково это представлять, какая ты с другим? Я ненавидел тебя и любил одновременно. Ты представь, что со мной происходило. Да это хуже смерти.
Лера смотрела на него, как будто видела впервые. Рассматривала. Задерживалась взглядом на красивом лице, черных ресницах, коротких волосках пробившейся за день щетиной, глубоких глазах, в которых бездна отчаяния.
— Лера, не отворачивайся от меня. Слышишь? Твоя бабушка выгоняла меня, когда я приходил. Это ведь ты сказала ей, чтоб она меня гнала? Почему? У меня брат попал в беду, и ты ушла от меня. Ты поступила жестоко! Слышишь? Уехала! Сбежала! От меня сбежала!
Лера закрыла глаза.
— Посмотри на меня. Лера! Я жить без тебя не могу! Слышишь?! Только о тебе и думаю. С ума совсем сошёл! Ты вообще знаешь, каково это жить и знать, что ничего и никогда больше не будет?!
— Знаю — беззвучно прошептала Лера. И он не услышал. Отпустил кресло, и оно закачалось сильнее. И продолжало монотонно качаться, когда он монотонно сказал:
— Ладно, раз ты хочешь забыть, значит забудем.
Он вышел из беседки и стал ходить под дождём. Лера наблюдала за ним и не понимала, что ей делать. Она запрокинула голову и две слезы выкатились из уголков глаз и покатились по вискам.
Он вернулся в беседку, смахнул с коротких волос капли дождя и, не глядя на неё, перевёл тему. Спасибо ему за это.
— Не могу понять, что с Антоном — задумчиво сказал Виталий. Думать о брате в этот момент ему было сложно, но необходимо. — Если это он, то почему он это делает?
Лера была рада отвлечься от поцелуя и воспоминаний и разочарованна одновременно.
— Наши предположения подтвердились?
— Да. Если честно уже не знаю, куда бежать и где его искать. Не могу понять, зачем он похитил Женю?
При имени мужа сердце Леры больно ёкнуло. Но она нашла в себе силы спросить.
— А что Женя говорит?
— Говорит, что он хотел его убить, как и Ирму.
— Почему же не убил? — строго спросила она и спохватилась. — Нет, я не желаю ему смерти, просто не вижу логики в действиях Антона. Он держал его в пустом доме несколько дней, кормил тушёнкой… при этом собирался убить?… что-то не сходится.
— Всё не сходится. Ты понимаешь, он даже не явился к участковому после освобождения.
— Огурцова на кладбище говорила, что Ирму убили, так же как и Веру Ивановну.
— Я слышал. Огурцова всегда умела приукрасить.
— Слушай, а она ведь не успокоится, пока полгорода не оббежит в поисках сенсации.
Лера таращила глаза, наконец-то что-то складывалось.
— Я понял. Правильно, давай с ней встретимся. У тебя есть её телефон?
Лера кивнула. Это было отличное решение — устроить встречу, лишь бы не оставаться наедине друг с другом.
Найти Огурцову, по мужу Калашникову, о чем она тут же напомнила, не составило труда. Она обрадовалась предстоящей встрече, потому как давно сидит без дела. Назначила встречу в кафе на набережной. Через полчаса они сидели за столиком.
— Лерка, давай по шампанскому — предложила бывшая одноклассница, но получила отказ. Таню это не расстроило, ей не нужен был собутыльник, хватило только их трезвого присутствия. — Мне шампанского, а им по кофе.
— Я оплачу — напомнил Виталий.
— Естественно, — согласилась Таня и затрещала, как сорока, — надо чаще встречаться. Лера что у тебя с головой? Я дома уже на люстру вою. Надоела она мне.
— Люстра?
— Шутник — мягко фыркнула на него Таня и поснила: — скукота. Дети в школе, муж на работе, а я страдаю.
— А чего сама работать не пойдёшь? — не подумав, ляпнул Виталий.
— Здрасти — протянула она. — Я это не люблю.
— Многие не любят, зато на люстру не воют.
— Ой, да ладно, сменю люстру и повеселеет. Так что ты говоришь у тебя с головой? А вы чего расследованием занялись? — хитро прищурив глаз, спросила Таня.
— Нет. Просто…
— Просто, Виталька, вы бы ко мне не пришли. А вам от меня что-то надо. Ну так давайте делиться новостями.
— С удовольствием.
Огурцова приободрилась. Навострила ушки, где-то у неё в голове стояло записывающее устройство, правда потом при воспроизводстве записи оно его коверкало.
Лера не была готова выдавать некоторые секреты из личной жизни, и надеялась, что Виталий не начнёт с измены Жени. Кстати она бы вообще ничего не стала рассказывать Калашниковой, потому что когда она носила фамилию Огурцова, любая правдивая история переиначивалась в придуманную, додуманную, приукрашенную страшилку, и желательно рассказанную под большим-большим секретом в самое ухо, шёпотом. Зато всем и каждому. Смена фамилии в процессе замужества не давали гарантии о смене привычек.
— Приехал встретиться со своим братом — в лоб заявил Виталий.
— А он в бегах — тут же подхватила Танька.
— Не в бегах. Вышел по УДО.
— Это я знаю — радостно возвестила она. — Он потом в
