Наследники чужих судеб - Ольга Геннадьевна Володарская
— Ты чего орешь? — услышал он голос крестной. В этот момент он встал с кровати и почувствовал легкое головокружение. — Фу, а воняет-то в комнате как!
— Как? — решил уточнить Мишаня. — Перегаром?
— Нет, носками несвежими. Опять не бросил их в корзину для грязного белья?
— Забыл.
— И где они стоят? — Но она уже сама увидела источник запаха и, сморщив нос, подняла носки двумя пальцами.
— Переигрываешь, — заметил он. — Не менялись всего день. — Мишаня вообще-то был чистоплотным, но, как говорила все та же кока, бардачным. Вещи раскидывал, ящики и дверки до конца не закрывал, одежду навешивал на стул, пока тот не падал. — Хочу попросить тебя найти аспирин и пожарить яичницу с беконом. Сделаешь?
— Еще чего изволите? — ехидно спросила тетка.
Ей в радость было ухаживать за отцом и племянником, но женщина хотела, чтобы они это ценили. Иногда капризничала и устраивала забастовки, и мужчинам приходилось подмазывать Киру. Когда чем, а в последний раз роботом-пылесосом. Его она запустила всего пару раз, решив, что никто с уборкой лучше не справится, чем она сама, засунула его в кладовку, но все равно радовалась тому, что владеет чудо-техникой.
— Если ты мне еще чаю каркаде заваришь, я тебе в ноги поклонюсь, — серьезно ответил на вопрос тетки Мишаня. — Он, говорят, давление нормализует.
— Что, плохо себя чувствуешь? — обеспокоилась Кира.
— Да, как-то не очень.
— Магнитные бури сегодня. У меня тоже голова болит.
Знала бы она, что Мишаня вчера бутылку самогона выкушал, по-другому бы с ним разговаривала. А то и за ухо дернула. Ему тридцать пять, но для Киры племянник по-прежнему мальчишка, которого не грех поучить уму-разуму.
Через двадцать минут Мишаня сидел за накрытым столом. Он принял душ и аспирин, выпил два стакана колодезной воды и чувствовал себя если не хорошо, то сносно.
— А где дед? — спросил Зорин у тетки, поставившей перед ним сковородку с яичницей. Он любил есть именно с нее.
— На базар пошел за молочкой. — Они скотину и в прошлом не держали, зато когда-то разводили канареек. Сейчас их клетки валялись в сарае, и только в одной жил старый ворчливый попугай по имени Будулай. — Если купит достаточное количество творога, напеку ватрушек.
— Было бы здорово!
Мишаня с аппетитом ел, Кира смотрела, как он это делает, и улыбалась. Она была так счастлива, когда он вернулся в родные пенаты, что первое время сдерживала свою язвительность. Боялась спугнуть Мишаню. Уехать он из Ольгино не уедет, уже в полицию устроился, дела принял, ответственность на себя взял, но может квартиру снять или потребовать у МВД общежития. Устав сдерживаться, она осторожно предложила племяннику переехать во вторую половину дома. К жильцам она привыкла, они ей не только не мешали, но и даже помогали по мелочи и квартплату исправно платили, но если крестник нуждается в личном пространстве…
— Мне за счастье делить его с вами, — серьезно проговорил Миша. — Да и семью, что живет в нашей половине дома, жаль на улицу выгонять. — Они были беженцами. Мама, папа, двое деток. — Пусть все остается как есть.
— Но тебе девушку привести некуда.
— О, об этом не беспокойся, — рассмеялся Зорин. — Приводить пока некого.
— Это и странно. Ты ж у нас красавец. Девки вешаться на тебя должны.
— На мента с грошовой зарплатой, алиментами и старой тачкой? Кока, сейчас не те времена.
Кока спорила, и Мишу это забавляло. Но когда она начала приглашать в дом холостых дамочек, напрягся.
— Умоляю, не ищи мне невест!
— Ты уже год, как в разводе, а все бобылем ходишь.
— И что в этом плохого?
— А что хорошего? Погряз в работе, в охоте. — Он вступил в клуб, ружье приобрел, начал ходить на уток. — Общаешься с одними мужиками.
— Отстань от парня, — вмешивался дед. — На охоту всегда бабенок привозят. Для компании.
— Шалав? — праведно возмущалась тетка. — Которых потом по кустам таскают? Еще не хватало, чтоб Мишаня с такой связался с голодухи. Не лучше ли завести себе порядочную девушку, с которой и душой и телом отдохнешь?
— Видел я, кого ты давеча приводила! Дочку Вальки-камбалы.
— И чем она плоха? Косоглазие она от матери не унаследовала, только квартиру. Трешку, между прочим! Живет в ней одна, ногти на дому пилит, брови рисует, еще и побрякушки делает. С достатком девочка. И симпатичная. А жениха нормального нет, потому что, как и я когда-то, окружена одними бабами.
— Тупая она. О чем Мишке с ней разговаривать?
— Была у него умная, — не давала сбить себя с толку Кира. — И что толку? Может, если попроще, оно и лучше?
И отец с дочкой так увлекались спором, что забывали о Мишане. И он под шумок удалялся.
Девушку, с которой у Зорина что-то более или менее серьезное закрутилось, как ни странно, в дом привела крестная. Но не в качестве невесты.
— Это Ника, историк-искусствовед, — представила девушку она. — Хочет взглянуть на нашу вазу.
Ох уж эта ваза! Фамильная ценность, оберегаемая теткой. Она была выполнена из бронзы и, если верить деду, привезена его отцом из Маньчжурии. Он там воевал в 1945-м, освобождая Китай от японской оккупации. Кира была уверена в том, что ваза дорога не только как память. Еще и по стоимости. И чтобы убедиться в этом, решила пригласить специалиста.
— Вещь интересная, — оценила ее Ника. — Не фабричная.
— Старинная?
— Скорее винтажная. Ей лет восемьдесят. Изготовлена из бронзы умелым мастером.
— Сколько за нее можно выручить?
— Тысяч десять.
— Долларов?
— Рублей. Попробуйте продать на интернет-барахолке. Может, кто-то даст больше.
Кира Ивановна Нике не поверила и мгновенно внесла ее в свой черный список. А Мише девушка понравилась. Интересная. Вызвался подвезти до дома. Оказалось, живет Ника в микрорайоне, где ей администрация предоставляет квартиру.
— Ваш мэр хочет заманить в Ольгино туристов, — объясняла она уже у себя дома, пригласив Зорина на чай. — В Энске их сейчас полным-полно, и имя купца Егорова у них на слуху. Здесь же находится его дача, церковь, им построенная, да и похоронен он в Ольгино.
— Я слышал, в краеведческом музее новый директор. Это ты?
— Всего лишь исполняющий его обязанности. Контракт со мной заключен на полгода, за это время я должна модернизировать музей, наполнить его новыми экспонатами. Если мэру понравится, меня оставят, но…
— Ты не хочешь оставаться, — понял Михаил.
— Нет. В Ольгино мне скучно и одиноко. Но ради карьеры я
