Никитич. Тайна похотливого привидения - Ольга Липницкая

Никитич, сосредоточенно вглядываясь в размытые снимки, задумчиво пожевывал травинку, тихонько напевая какую-то старую, давно забытую мелодию.

– На столах что? – пробормотал он.

– А хрен его знает, шеф, – шмыгнул носом Санька. – Разрешение никакое, не разберешь.

– Ну ладно, – с легким раздражением проговорил Никитич. – Попробуем на месте разобраться.

Они всматривались в записи Колькиной камеры, прокручивали в голове план, мысленно прикидывая все возможные варианты событий.

Майор потер предплечья, прогоняя азартные мурашки, осторожно поправил гарнитуру, проверил пистолет в кобуре и ощутил, как адреналин медленно, но уверенно растекается по венам.

К наступлению сумерек у них все было готово.

Церковь стояла на краю деревни, погруженная в глубокую, почти осязаемую тишину. Последние лучи солнца коснулись ее развалин, окрашивая древние стены в слегка алый цвет. Храм будто застеснялся от свалившегося на него в последние дни внимания.

На фоне вечернего неба четко выделялись черные силуэты деревьев и развалившейся колокольни, похожей на сломанный зуб древнего великана. Вокруг было тихо, пусто и обыденно.

Никитич слегка шевельнулся в густых кустах у дороги, поправляя гарнитуру.

– Начали, – отдал он короткое распоряжение.

– Всем группам приготовиться, – тут же прозвучал в наушнике спокойный голос Евгена. – Запускаем дым через три… две… одну…

Из глубины оврага медленно пополз тяжелый, густой туман. Он осторожно поднимался, укутывая траву, деревья, полузабытые дорожки и окрестности старой церкви, скрывая землю в мягкой, почти ощутимой дымке. Вскоре все вокруг погрузилось в непроглядную завесу, сквозь которую лишь едва угадывались очертания стен и окон старого здания.

– Лазер, – скомандовал Евген.

Острые красные лучи заиграли в тумане, складываясь в пугающие узоры.

– Хор, – тихо добавил он.

Воздух наполнился глубоким, торжественно-страшным звучанием мужских голосов, уверенно держащих ноту “ля” малой октавы. От этого звука, усиленного динамиками, спрятанными в отдушинах церкви, жутко стало даже Саньку и Коляну.

Никитич поднес бинокль к глазам и, всматриваясь в здание, тихо улыбнулся, проговорив себе под нос:

– Ну, господа артисты, ваш выход…

.

Глава 20

Выходили медленно. Словно совершая какой-то древний ритуал. Собравшиеся мужики в церковных богослужениях никогда в жизни не участвовали. Когда начали обсуждать сценарий, то всплыли только шутки про пасхальные обряды. Ну, крашенные яйца то есть.

Пришлось положиться на чутье и фантазию артистов. В результате то, что они хотели выдать за начинающуюся вечернюю службу, больше походило на католическую мессу, скрещенную с парадным разводом конных подразделений: ногу скрестить, корпус развернуть, носок тянем, шаг. Еще шаг!

Фигня полнейшая, но красиво! Аж завораживало.

Артистами, конечно, никто рисковать не собирался.

Новая игрушка Михайловского позволяла транслировать проекцию на расстояние до трехсот метров. То есть мужики в черных плащах и со свечами в руках торжественно выхаживали где-то в районе такой желанной Михайловским вертолетной площадки, а картинка передавалась на развалины.

Плохая картинка. Мутная. Нечеткая. Монахи то и дело сбивались с меток и шли не вдоль прохода, а прямо сквозь стены, зависали, шли рябью, растворялись и снова появлялись. Но Никитичу и остальным именно это и было нужно.

– Музыка, – прошипел в рацию майор.

Он почти затаил дыхание, боясь спугнуть эффект.

– Первым даем орган, – уточнил Соколовский.

И в следующий миг воздух словно треснул пополам.

Один резкий, хриплый аккорд – будто чья-то громадная лапа ударила по старому роялю.

Затем – низкое, тянущееся пение. И силуэты монахов, скользящих наискосок сквозь стены.

– Шеф, сработало, – просипел Санька, прилипший к монитору.

Камеры, засунутые куда-то в систему вентиляции, отчетливо показывали, что по подвалу заметались световые лучи в количестве четырех штук. Кто-то рванул к столам с непонятным содержимым. А кто-то к заваленной навозом лестнице.

– Понеслась! – довольно улыбнулся Соколовский.

.

***

А совсем недалеко от той самой вертолетной площадки в крохотной кухне со смешными занавесками в горошек, едва размещаясь на предложенных хозяйкой стульях, сидели Дарья Сергеевна, Марийка и еще несколько Соколовских. Трое, если быть точными.

Сидели они весьма условно. Прижатые матерью и нянькой к объемным роскошным грудям, перетянутые сильными, но мягкими руками поперек животиков, тройняшки болтали ногами, извивались и пускали пузыри, пытаясь дотянуться до деревянной лопатки, забытой хозяйкой на столе, до непонятно как появившейся в доме пластиковой бутылки с водой. А один из мальчишек упорно старался стянуть веточку укропа, зачем-то приколотую прищепкой к занавеске. И спасала сию причудливую деталь интерьера лишь Дарья Сергеевна, бесстрастно удерживающая воспитанника за комбинезон.

К удивлению женщин, на обычно бурлящей и кипящей всеми возможными ароматами плите было пусто. И, кажется, хозяйка даже проветривала. Деталь эта не сказать, что настораживала. Скорее, казалась необычной. Хотя… в силу обстоятельств Марийка с детьми у Ленки бывала редко. Чаще наоборот – Ленка к ним заходила.

Но сегодня они с Дарьей твердо решили выпить! Может, даже по целому бокалу чего-нибудь вкусного.

Специфика профессии у Марийки была такова, что оплату ей часто приносили натурой. И в разного рода настойках и наливках, которыми местная знахарка чаще всего Никитичу спину растирала, в доме недостатка не было.

Но в этот вечер душа у дам требовала утонченности, изысканности и романтики. А посему женщины, вообще-то блюдущие практически сухой закон, явились в дом Чибиса, который славился своим погребом. Винным.

Не, тем, что с картошкой и банками, тоже славился! Но то, что Юрий держит дома какие-то чудные старые коньяки и прочую гадость, знала вся деревня. Деда Витя, матерый местный сомелье, раз в месяц приходил к Чибису на сравнительную дегустацию. Цель была у него – выгнать самогонку не хуже “ихнего”. И, кажется, в последний раз сам Чибис согласился, что у деда вышло не хуже, чем у этих долбаных шотландцев!

– Ленка, у нас повод есть! Достань что-нить необычного, – со вздохом попросила подругу Марийка.

– Ой, – засуетилась на кухне Ленка. – Чего вам? “Вдову” эту?

– Вот только не “Вдову”! – взмахнула рукой испуганная Марийка. – Что у вас там вин нормальных нету?

– Ой, Марий… – стушевалась соседка Соколовской. – Вин этих там – два стеллажа! Но я последнее время вообще их нюхать не могу. Всё мне воняет, хоть убей.

Она скривилась, потерла кончик носа.

– Вообще не понимаю, что со мной, – продолжила Ленка Чибис жалобно. – Птицу иду кормить, аж нос платком завязываю. А то тошнить начинает! Мясо тушить начала… – она посмотрела на Дарью. – Ну, твой рецепт! Когда лук с сахаром сначала обжариваешь, а потом…

– Индейка сувид с карамелизированным луком, – кивнула Дарья Сергеевна.

– Во! – поддакнула Ленка. – Она! Вкуснятина же! Всегда делала хорошо. И Юра ее любит! А тут начала тушить и… –