Кот мяукнул в третий раз - Юлия Владиславовна Евдокимова

Вернувшись к окну, Грайлих увидела, как все оживились с приходом новой персоны. Особенно Алина, ее лицо озарилось радостью.

– Так-с. – Голос за спиной заставил вздрогнуть.– Подсматриваем?

– Крис? Но как ты вышла?

– Тут есть и другая дверь, в огород. Так и знала, что ты не удержишься. Почему ты не веришь, что у меня все в порядке? И кто из нас взрослый, если ты посматриваешь? Тогда уж просто зашла бы в кафе. Бабуль, так же нельзя!

Грайлих почти покраснела и тут же перевела разговор на другую тему.

– Этот красивый мальчик тоже из ваших?

– Тимофей? Нет, он местный. Но работает в усадьбе, садовником. Уезжать не хочет, а работы в Болтужеве не много. Ну, и тусит с нами.

– Мне показалось, Алина к нему не равнодушна.

– Он избегает Алину. Там, вроде, была какая-то история, но я не в курсе.

– Многовато историй для этого городка… А что ты думаешь о Тане?

– Серьезная девушка. Верующая, вроде. Мы на эту тему не говорили, но она часто ходила в монастырь.

– Ты думаешь, она покончила с собой? Верующие знают, что это грех

– Не могу сказать… она была скрытной. Знаешь, такой взгляд, как будто все про всех знала. В общем, я пошла, а ты пообещай, что не будешь за мной следить. Мы же не в детском саду!

После ухода внучки Таисия бросила прощальный взгляд в окно.

Алина встала, призывно откинула назад волосы и пошла к Тимофею. Они могли бы составить идеальную пару.

Тимофей мгновение смотрел на девушку, потом повернулся к ней спиной. Алина застыла. Пожала плечами и направилась к Анатолию. Вытащила его в центр зала, обняла за плечи и прижалась к нему. Ах ты ж… на глазах моей внучки соблазняешь ее молодого человека? Но он-то хорош! Повелся, обнял в ответ, запорхал вокруг, словно мотылек вокруг лампы.

Дверь хлопнула, из кафе выскочила Кристина и, не заметив бабушку, побежала в сторону моста.

Боже, но там же лес… там… бродит незнакомец! Таисия собиралась броситься за внучкой, но дверь вновь хлопнула, в том же направлении побежал Анатолий.

«Вот теперь вымаливай прощение!» – злорадно подумала Грайлих.

Дверь хлопнула в третий раз. На улицу вышла Алина с мобильным возле уха. Лицо ее менялось на глазах, пока она слушала невидимого собеседника. Девушка нажала отбой, постояла на месте, приходя в себя. Потом увидела Таисию и направилась к ней.

– Таню убили… звонил наш руководитель, ему сказали в полиции. И она… была на третьем месяце беременности.

Глава 5.

Утром Грайлих посильнее закуталась в одеяло, одним глазом посматривая в окно. Голубое небо исчезло, уступив место низким серым облакам, вот-вот пойдет дождь. Вот тебе и экскурсия по усадьбе…

Говорят, на старости лет ценишь тепло, хочется погреть косточки. Вот ей, например, этого совершенно не хотелось. Наоборот, жара вызывала бессонницу, раздражала. То ли дело – осень. Закутаешься в шарф и идешь по мокрым листьям… Кстати, надо не забыть отдать в химчистку пальто… Так о чем она… ах, да, осень. И дожди. Ох, как любила она дожди! Казалось, дождь смывает все лишнее, все наносное… Но это в большом городе, в Болтужеве дождь загонит тебя в номер, запрёт в четырех стенах. Надо же, она запомнила название городка и даже в мыслях не называла его теперь райцентром. Любопытно…

Абсолютно не хотелось вставать, даже воспоминание о завтраке не вызвало энтузиазма, а ведь ее ждали сырники из монастырского творога, а в придачу к ним огромная кисть винограда, яблоки, экзотический фрукт, названия которого она не знала и о сих пор не решилась попробовать чудо заморское. А главное, кофе. Уж кофе-то Серафима заваривала отменный. Не в образе, говорит? Может, раньше и не в образе, а сейчас все гармонично и приятно.

Мысли перескочили на вчерашнюю новость. Значит, Татьяна была беременна. Поэтому и бросила пить таблетки, теперь все ясно. Три месяца… Это значит, что отец ребенка в усадьбе. Михаил приехал неделю назад, его сразу можно исключить. Остается трое: местный красавец-садовник Тимофей, Анатолий, да простит ее внучка за такие мысли, и руководитель волонтеров. Правда, никто не упоминал, что у девушки были отношения с кем-то из коллег, а такое не скроешь. Хотя мог быть кто-то еще, значит, нужно выяснить, кто из мужчин-волонтеров покинул усадьбу за последние четыре месяца.

Вопроса зачем лезть во все это не возникало. Кристина может быть в опасности, и, пока преступника не поймают, она останется здесь. И если чуть-чуть поможет полиции… просто, чтобы убыстрить дело… кто ее упрекнет? Нужно встать, взбодриться и позавтракать.

Серафима и Леля пили кофе, аромат накрыл уже на лестнице.

– Я ваш завтрак принесла. – Весело зазвенела Леля. – Сейчас кофе допью и побегу, скоро кафе открывать.

– Снова заглядывала Мармира, вас спрашивала. – Серафима поставила поднос с пухлыми сырниками, фруктами и целую батарею вазочек со сметаной, медом и вареньями.

– Она ничего не просила передать?

– Нет, сказала, что зайдет попозже.

– Странное рвение пообщаться с незнакомым человеком. Она давно живет в Болтужеве?

– Всю жизнь. Кроме учебы во Владимире в музыкальном училище. Она хороший педагог, работу свою любила.

– Что ж ушла? Учить музыке можно до преклонных лет.

– Трудно сказать…– Пожала печами Серафима.– Но книжный магазинчик оказался хорошей идеей. И туристы хорошо берут старые книги и местным перепадает копеечка.

– Она уезжала на месяц, когда сын… – Задумчиво сказала Леля. – Собственно, потом учила музыке без прежнего рвения.

– А что с сыном?

– Это трагическая история… Ленечка был славным мальчиком. Мы учились вместе в школе, он года на два помладше. Красивый, весь в отца. Девочки по нему с ума сходили. Но характер… У Марины Мироновны долго не получалось родить ребенка и она прощала Ленечке все. Его так и в школе звали, даже учителя – Ленечкой, очаровашка-душечка. К старшим классам отец уже…выпал из поля зрения.

Таисия хотела спросить, что это значит, но не стала прерывать рассказ.

– Его баловали с самого детства. Уверяю, он пользовался вседозволенностью по полной. Пару раз чуть из школы не исключили и это в те времена, представляете? Кое как выпустился из школы, поступил в институт во Владимире и быстро оттуда вылетел. Не знаю, чем он занимался, но приезжал часто, а мать продолжала его баловать. До трагедии.

– Какой трагедии?

– Году в девяносто пятом… да, где-то так, ему было лет двадцать пять