Идеальная девушка - Рут Уэйр

– Желаю хорошо провести выходные, Дон.
Ханна отступает в сторону, пропуская женщину, и только тогда входит в квартиру. Прошлое наваливается на нее громадой воспоминаний.
– Боюсь, квартира покажется вам сильно изменившейся, – говорит доктор Майерс, но его голос звучит где-то далеко, не проникая в сознание Ханны. Здесь она, Эйприл и остальные играли в карты на раздевание в первый вечер учебного года. Эту отметину на дубовом подоконнике оставила самокрутка Эйприл с марихуаной. А это – Ханна касается рукой старой деревянной притолоки – дверь ее спальни.
– Доктор Майерс? – Звук собственного голоса странно звучит в ушах Ханны, он слишком резок, отрывист, впрочем, ей сейчас не до того. – Доктор Майерс, не могли бы вы на минутку оставить нас одних?
– Э-э, я… – Доктор Майерс бросает взгляд на лэптопы и папки с документами и почти против воли на то место на полу, где нашли мертвую Эйприл.
Наступает неловкое молчание, все смотрят на ковер перед камином.
Интересно, о чем сейчас думает доктор Майерс? Вспоминает о содеянном? Почему-то здесь, в его присутствии, очень трудно поверить, что убийца именно он. Человек, хладнокровно убивший юную девушку, по идее должен быть окружен аурой зла, иметь виноватый вид, не так ли? Однако Ханна ничего подобного не замечает. На лице профессора написана лишь бесконечная грусть, которую разделяют и Ханна с Новембер.
Словно приняв решение, доктор Майерс кивает:
– Да, конечно. Можете не торопиться.
Он, пятясь, выходит за дверь, и становится совсем тихо. Наконец, Новембер делает прерывистый выдох.
– Здесь? – спрашивает она.
– Здесь.
– Не ожидала, что это… так сильно на меня подействует. Думала, вы испытаете потрясение, а для меня это будет комната как комната. Но все не так.
– Да, не так, – отвечает Ханна.
Хотя помещение похоже теперь на офис, здесь жила и смеялась Эйприл, здесь она училась и спала. И здесь умерла.
– Которая из комнат ее?
– Эта. – Ханна указывает на дверь слева от окна. Она подходит и открывает ее, почти ожидая увидеть комнату в том состоянии, в каком ее оставила Эйприл. Разумеется, помещение, как и все остальные, превращено в офис. В бывшей спальне стоит письменный стол размером больше двух других, висит доска с пометками, громоздятся ящики с документами. Комнату, очевидно, занимает начальник небольшого отдела.
– Кровать Эйприл стояла вон там. – Ханна показывает место. – Стол был здесь, а тут – кресло, привозное. У Эйприл практически не было ничего из казенной мебели за исключением кровати и платяного шкафа. И в спальне всегда царил кавардак. Повсюду валялась одежда, лак для ногтей, недописанные сочинения.
«И таблетки», – приходит мысль.
Новембер, нервно усмехнувшись, кивает.
– Вполне могу представить. В ее комнате у нас дома всегда царил бардак. Уборщица пыталась время от времени наводить там порядок, после чего Эйприл бегала по дому и жаловалась, что ничего не может найти. Полный бред, конечно, поскольку она и так никогда ничего не могла найти, всегда бросала вещи где попало.
Новембер подходит к окну, смотрит на крыши Пелэма, шпиль университетской церкви, территорию за стеной колледжа. Вдалеке, сверкая в лучах заходящего солнца, медленно змеится река.
– Какой прекрасный вид.
– Правда? Нам очень повезло, а мы даже не ценили. – Ханна останавливается рядом. – Знаете, однажды возвращаюсь в квартиру и слышу дикий крик Эйприл. Вбегаю в комнату…
– Еще один розыгрыш?
– Тогда я еще к ним не привыкла. Начинаю искать – Эйприл нигде нет. И вдруг вижу две побелевшие руки, вцепившиеся в подоконник.
– Что? – подавляет смех Новембер, на лице веселье, смешанное с удивлением. – Как ей это удалось? Ведь квартира на четвертом этаже!
– Посмотрите вниз, – предлагает Ханна.
Новембер выглядывает, перегнувшись через подоконник, и хохочет:
– Ясно, в чем дело. Она вылезла и стояла на верхней части эркера.
– Ага. Вот только обратно у нее не получилось влезть. Она была слишком маленького роста, чтобы как следует ухватиться за подоконник и подтянуться, а мне силенок не хватило втащить ее обратно. В конце концов, ей пришлось слезать по водосточной трубе.
Они одновременно смотрят на ржавую водосточную трубу, идущую вдоль эркера нижнего этажа. Новембер грустно улыбается:
– Это очень похоже на Эйприл.
На мгновение наступает молчание.
– Вы думаете… – вдруг начинает Ханна и оборачивается к закрытой двери спальни, словно боясь, что ее подслушают.
– Вы думаете, это сделал он? – наконец задает вопрос Ханна, понизив голос, хотя доктор Майерс вряд ли способен что-то услышать через толстую дубовую дверь. К тому же, они не слышали, чтобы он вернулся в квартиру.
Новембер молча кивает.
Ханна пожимает плечами:
– А я не уверена. Пока мы не приехали сюда, этот вариант казался мне наиболее вероятным. Но теперь… сомневаюсь.
Они возвращаются в бывшую гостиную и осматривают место, где лежала Эйприл.
– Это случилось здесь? – уточняет Новембер. – Я узнаю это место по фотографиям.
– Да, – коротко отвечает Ханна. Ей вдруг становится тяжело. Воспоминания причиняют боль. Тело Эйприл на ковре, все еще розовые щеки с полосками грима медного цвета…
Ханна пошатывается, неожиданно чувствуя приступ головокружения.
– С вами все в порядке? – встревоженно спрашивает Новембер. – Вы сильно побледнели. Присядьте.
Ханна кивает и кое-как подходит к стулу.
В дверь стучат.
– Минуточку! – кричит Новембер. – У Ханны голова закружилась.
– Да-да, конечно, – слышится из-за двери встревоженный голос доктора Майерса. – Я чем-нибудь могу помочь?
– Нет, ей просто нужно немного посидеть спокойно.
– Все прошло, – с трудом выговаривает Ханна. – Мы можем идти.
– Ни хрена, подождет! – почти рычит Новембер. – Сидите, пока не придете в себя.
«Вряд ли это произойдет быстро», – хочется сказать Ханне. Она, конечно, понимает смысл слов Новембер – и в то же время сознает, что ее мысль тоже справедлива. Она никогда по-настоящему не придет в себя. Когда убили Эйприл, в ней что-то надломилось. Что-то такое, чего уже не починит ни любовь Уилла, ни забота матери, ни ребенок. Тут бессилен и хрупкий мирок, который она выстроила для себя в Эдинбурге.
– Все прошло, – повторяет она и осторожно, держась за край стола, поднимается. – Осталось последнее.
Новембер настороженным взглядом провожает ее до другого конца комнаты. Ханна подходит к двери справа от окна и открывает ее.
Эту комнату превратили в подобие хранилища канцтоваров – фирменных бланков, почтовых конвертов, ручек, листовок и карт с гербом Пелэма.
Ханна озирается, пытаясь оживить воспоминания. Сквозь осенние облака пробивается солнечный луч, он проникает за наклонные деревянные жалюзи, падая на дубовые половицы, и перед глазами вдруг оживает ее старая комната – кровать справа, старый письменный стол напротив. Она видит себя, не сегодняшнюю