Идеальная девушка - Рут Уэйр
С другой стороны, Эмили – ее подруга. Она имеет право знать правду.
Ханна кусает губу, пытаясь сообразить, как лучше построить ответ. Как открыть Эмили, что бойфренд обманывал ее почти целый год и, возможно, имел мотивы для убийства?
– Ну так что? – спрашивает Эмили. – Мне интересно выслушать конспирологические домыслы этого журналиста. Трудно вообразить, какого рода улики способны опровергнуть показания свидетелей.
Возможно, Ханну уязвили вербальные кавычки, которыми Эмили снабдила слово «улики», или плохо завуалированная насмешка над тем, что Ханна чересчур серьезно восприняла версию Джерайнта, однако в ушах вдруг звучит голос Хью, повторившего слова Эйприл: «Эмили сама виновата – слишком много воображает о себе и своих умственных способностях».
– Во-первых, я не знала, – произносит Ханна ровным тоном, – что Эйприл буквально накануне своей смерти сыграла с тобой злую шутку.
Губы Эмили сжимаются в тонкую, суровую линию, она складывает руки на груди и буравит Ханну взглядом:
– На что конкретно ты намекаешь?
– Я не намекаю, – спокойно отвечает Ханна. – Я хочу сказать… смотри, никто из нас не был на подозрении, ты же знаешь. У нас не было возможности совершить преступление. Но если она так обошлась с тобой, то кого еще могла разозлить? Такое впечатление, что в свою последнюю неделю Эйприл как с цепи сорвалась. Устраивала розыгрыши всем подряд.
– Всем, кроме тебя, – с прохладцей отвечает Эмили.
Ханне не нравится ее взгляд. Она успела забыть, насколько холодной бывает Эмили. Она ни во что не ставит бархатную вежливость, с помощью которой другие смягчают неприятную правду.
– Да, – задумчиво соглашается Ханна, – всем, кроме меня.
– Той самой, кто строила глазки ее бойфренду.
– Минуточку, – вступает в разговор Новембер. – Что?
Эмили пожимает плечами и с короткой усмешкой отходит в дальний конец комнаты, где на столе разложены оливки и гриссини.
– Ну, мы ведь начали перечислять возможные мотивы… Последние недели всякий раз, стоило Уиллу посмотреть в твою сторону, воздух становился наэлектризованным. И что с того? Да, я была на нее в обиде. Розыгрыш, который она мне устроила, был отвратительный. Интересно, сколько времени она потратила на подготовку? Извините. – Эмили поворачивается к Новембер. – Она была вашей сестрой, и мне не хочется дурно отзываться о мертвых. Но когда ты считаешь человека другом, а он устраивает тебе такую гадость, когда ты понимаешь, что все время, пока ты пила с ней кофе и зависала в барах, она исподтишка планировала, как устроить тебе подлянку… Остается, знаете ли, неприятный осадок. Понимаете?
– Я не в претензии, – грустно улыбается Новембер. – У меня нет иллюзий относительно сестры. Я ее любила и до сих пор люблю. Но я знала ее характер. Она умела проявлять невероятную доброту, однако могла быть и другой.
– Чаще всего именно так и было, – отрубает Эмили. Она резким движением опускает бокал на стол и снова уходит на кухню. Ханна молча жестом просит извинения у Новембер, стучит себя кулаком по лбу, показывая, насколько неудачно она начала беседу.
– Рассказать ей? – шепчет она, пока на кухне гремят кастрюли. – О докторе Майерсе?
– Решать вам, – так же тихо отвечает Новембер. – Эмили теперь здесь работает. Не поставит ли ее это в неловкое положение?
– Вряд ли. Она работает в Баллиоле, в другом колледже, и мы подозреваем не ее коллегу.
– О каких коллегах ты говоришь? – спрашивает Эмили. Ханна вздрагивает и быстро оборачивается. Стоя на пороге кухни, хозяйка квартиры держит огромный горшок фасоли и абрикосов с приправами, от горшка валит пар. Аромат – невероятный. Эмили аккуратно водружает горшок на салфетку посредине стола. – Ты что-то говорила о коллегах?
– Собственно, потому мы сюда и приехали, – признается Ханна. – Извини, что я упомянула злую шутку, которую с тобой сыграла Эйприл. Глупо с моей стороны. На самом деле я думала о том, что осудили именно Невилла, поскольку в здание никто не входил после него и до нашего появления…
– Та-ак… – медленно произносит Эмили. Она раскладывает фасоль и кускус по трем тарелкам, между черными бровями пролегла складка. Пока ей невдомек, к чему клонит Ханна.
– Если только преступник не находился в доме.
Эмили замирает. Она опускает кастрюлю прямо перед Новембер и в упор смотрит на Ханну:
– Что ты хочешь сказать? Что на лестнице был кто-то еще?
– Я хочу сказать, что это не исключено. У двух парней внизу, Генри и Филиппа, было алиби. Они оба весь вечер провели в комнате Генри и показали в суде, что слышали, как Эйприл в десять сорок пять расхаживала наверху и кому-то открыла дверь. А что касается квартир еще ниже, номер один и номер два… Номер один пустовала, ее использовали под кладовую. У девушки из второй квартиры ночевал ее парень – когда я спустилась и постучала, они вышли вдвоем. И только доктора Майерса никто не расспрашивал в суде. Он даже не вышел из квартиры проверить, что за шум поднялся. Почему он не появился, услышав мой жуткий крик?
– Да, почему? – задумчиво повторяет Эмили. – Если только что-то скрывал… Черт! Не могу поверить, что полиция сбросила его со счетов.
– Может, его проверяли, а мы просто об этом не знаем. Но может, и не подумали проверить – все-таки уважаемый преподаватель! Какой у него мог быть мотив?
– Хороший вопрос. И какой же?
Ханна опускает взгляд. Придется рассказывать все до конца. Несправедливо утаивать детали от Эмили.
– Ну… есть подозрение, что Эйприл была беременна.
Ханна понятия не имела, как отреагирует Эмили. Будет потрясена? Выдаст себя чем-то, показав, что уже знала об этом? Ни то и ни другое. На лице Эмили появляется выражение глубокой тоски, усталости.
– Черт! Какой ужас. Боже, почему юристы даже словом не обмолвились об этом на суде?
– По мнению Джерайнта, адвокаты Невилла решили, что подзащитному будет только хуже, – говорит Новембер. – Это смахивало на попытку переложить вину на жертву, понимаете? А если отцом ребенка был Майерс, это еще и бросило бы тень на колледж.
– Или на жену Майерса, – вставляет Эмили. – Вы хоть знаете, что он женат?
– Что? – Ханна реально ошарашена. – Когда он женился? Недавно?
– Он всегда был женат. И в то время, когда мы учились в Пелэме, тоже.
Теперь Ханна по-настоящему шокирована.
– Где же тогда была его жена? Они что, жили порознь?
– Не думаю. Может, работала научным сотрудником где-нибудь за границей? Она
