Последний кайдан - Элла Чак
– У меня и волос-то больше столько нет. Оставь его себе. Это аксессуар самураев.
– Я не самурай.
– Но и не совсем оборотень.
Он вернул гребень с крошечными ножиками на место.
– Подарок мне, а день рождения у тебя.
– А… ну да…
– Карточку именинницы[85] выписать?
– И что по ней светит? Бесплатная ночёвка в храме священной рощи, пока где-то за стенами шастает Призрачный самурай?
– Да, – кивнул Оками. – И вот этот подарок.
Он протянул мне десять синих стрел.
– На них чары. Стрелы будут всегда возвращаться к тебе. И убить ими хозяина никто не сможет. Я выстругал их для тебя.
– Благодарю, – приняла я стрелы обеими руками и поклонилась Оками.
Стрелы переливались синим светом под серебряным лунным светом. Пока рассматривала стрелы, я спросила Оками:
– Ты веришь в легенду о «босоногих сакурах»?
– Да. Верю. И ты тоже. Ты видела эти деревья. Цветы на них распускаются только летом… Нацуми.
– Снова пауза. Ты не называешь меня по имени, а говоришь что-то вроде «зима холодная». Или «пора просыпаться». «Утро сонное». Я ведь не зову тебя «господин света».
– Можешь звать. Я не против.
Не хотелось, но я всё равно улыбнулась.
– Я не явление, я – человек.
Он смотрел мне в глаза, и впервые я видела в нём того самого парня Киро из моих снов. Не важно, что он волк, что он может быть огромным и лохматым или обаятельным красавчиком, чарующим всех вокруг. Для меня он был Киро – парнем, который прошёл через такое количество страданий, кому и за всю жизнь столько не выпадает.
Меня не любила мама, отчиму не было до меня дела, лишь бы я помалкивала и скрывалась. Но мне хоть было кого любить. Засыпая, я думала про Анихико и представляла, какой рисунок он нарисовал бы на мой день рождения.
Касуми влюбилась в Оками, а я… Если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрала Киро. Он приходил ко мне во сне. Наша с ним связь не была человеческой, и сейчас, стоя так близко к оборотню, я ощущала в его груди стук человеческого сердца. Он вздрогнул от моего пристального взгляда, и терпеть дальше я не смогла.
– Почему ты чувствуешь это? А я почему? Почему это странное чувство каждый раз меня обволакивает?
– Что «это»?
– Будто я знала тебя раньше.
– Память Оками живёт тысячу лет. Мало ли кем была ты в прошлых жизнях. Возможно, мы встречались.
– Возможно? То есть ты не уверен?
– А ты? Ты уверена?
– Я… – пришлось отвести взгляд, наблюдая за медленно падающим листом, на котором посапывал, словно в люльке, крошечный прозрачный дух дерева, – я чувствую то же самое, что ты. Это не мои ощущения. На этой земле мне передаётся всё, что внутри твоего сердца.
– Тысячу лет живёт только память, но ни одно волчье сердце не протянет столько.
– Ты волк без года неделю! Ты – Киро. У Киро было сердце. И есть. И внутри него страх, стыд и боль, – перечислила я то, что передавала земля под моими ногами.
– Как ты… почему ты чувствуешь именно это?
– Это место наполнено необъяснимым. У ворот Акио дал мне камень, и я услышала странное. Хокку.
– От камня?
– Да, он сказал:
«Отдайся вере,
Силу синего воска
Сакуре отдай».
– Силу синего воска… сакуре отдай.
Дрожь Оками била меня изнутри, двигаясь мурашками по костям.
– Прекрати! – отмахнулась я от невидимой атаки оборотня. – Ещё раз так сильно испугаешься, и я… и я… я расскажу всё Акио!
– Он знает.
– Тогда я расскажу всё Касуми!
– Она не поверит. Всё плохое обо мне она слышит как похвалу.
– Значит, это правда? Она призналась, а ты…
Он отвернулся и встал ко мне спиной.
– Я никого не люблю. Никого… Нацуми. Никого!
– А-а-а! – затрясла я головой, готовая выпрыгнуть из кожи, когда от его слов меня тряхнуло так, как будто меня атаковала сотня тысяч клопов, забравшихся на древо моих костей. – Перестань врать, Оками! Скажи мне правду! Чего ты боишься? Почему тебе стыдно?!
Он вот-вот был готов дать мне ответ, но не успел. К нам спешили Касуми, Хатиро и Акио. Их чувства и мироощущение смешались во мне, и я смогла отдышаться. Сунув стрелы Оками в колчан, я закинула его на спину, а Оками в мыслях закинула на Луну.
Мне хотелось сбежать и отряхнуться от его наглой лжи. Не любит он – как же! Сам себе врёт и верит в эту ложь! Почему ему страшно? Ведь здесь самое безопасное для нас место – внутри храма, внутри священной рощи.
– Идёмте, – позвал нас всех Акио за собой, – сюда!
– Мы увидим хранителя Сэтору-сама? – спросила я. – Он расскажет, как остановить Призрачного самурая?
Оками и Акио посмотрели на меня обречёнными взглядами, но оба промолчали, а я почувствовала себя оглушённой мышкой в миске Чиби, оглушённой верой в честь белого волка. Может, нужно было лучше запомнить, что он ёкай.
Мы поднялись по лестнице и оказались в каменном зале. У лестницы все полили руки из ковшика и прополоскали рты водой, капающей из бамбукового среза. Как только ковшик наполнялся, капание останавливалось.
– Живая вода, – произнесла Касуми. – Помню её вкус.
Я подняла голову и увидела тысячи деревянных табличек эма с пожеланиями прихожан. Чуть заметный ветер колыхал их, и они задевали друг друга. Дерево позвякивало, стонало, но большинство табличек откликнулись шёпотом.
«Прошу, помоги поступить в Токийский университет! Я должна справиться! Мои родители должны гордиться мной!»
«Пусть наша семейная жизнь с Рио будет счастливой и долгой!»
«Я хочу много денег, хочу занять пост директора до конца года! Хочу молодую жену, хочу уважения и хочу электрокар!»
«Пусть мой малыш Хиро будет здоровым и сильным!»
«Боги, лишите дара речи мою супругу Кики! Нет сил слушать её нападки и постоянное недовольство мной, её мужем-рабом. Пошлите ей любовника, а мне – развод!»
– Что? Любовника? – покраснела я, подслушав чужую молитву.
Я зажмурилась, когда одна из табличек прошептала: «Нацуми… Лето Красоты…» На табличке не было слов. Только рисунок с веткой сакуры, покрытой синими цветами.
– Она слышит, – произнёс Акио и повернулся к Оками: – Она слышит природу, слышит молитвы. Оками… ты уверен?
– Позже, Акио, – не дал ему договорить Оками. – Идём. Мало времени.
– У тебя вся вечность мира, хранитель леса, – поклонился Акио.
Мы прошли в хондэн, главный зал, и, пока шла, я споткнулась
