Королевский аркан - Елена Ивановна Михалкова

В этой подвальной комнате было очень чисто.

Никакой вони от биотуалета. Его явно использовали для тех, кого заталкивали в подвал до нее. Останься на нем хоть капля мочи, Айнур учуяла бы ее. Но пластик пах пластиком и чуть-чуть – яблочной отдушкой. Само по себе это еще ничего не значило.

Но на полках не было пыли.

Пыль имеет свой запах. Об этом знает любая хорошая уборщица. Книжная пыль суховата и напоминает специю. Пыль в санузлах жирная, влажная, она отдает чем-то землистым. Пыль на подоконнике пахнет не так, как под столом.

Полки пахли древесным шпоном и больше ничем. Это раз.

На ощупь они были чистые. Это два.

Пономарев распоряжался здесь как хозяин. Или это его дом, и тогда он сам делает уборку, вылизывает свою маленькую тюрьму сверху донизу. Или они его снимают, и тогда есть кто-то третий, кто содержит убежище в порядке.

В любом случае, этот факт следовало запомнить. Кто-то здесь помешан на чистоте. Протереть полки в подвале, где содержат пленников, – это почти мания. Айнур сама бы так сделала. Но она не знала больше никого, кто поступил бы так же.

Мягко включился свет, подрагивая. Грохнул засов, и вошла Бурова. На ней были те же растянутые штаны и серая кофта в катышках, в которых Айнур увидела ее в подъезде дома Гройса. На ногах – тапочки.

Марина подмигнула Айнур, поправила рюкзак на спине и затащила в комнату большую картонную коробку. Из которой, к изумлению Айнур, начала извлекать игрушки.

Это было помоечное барахло. Одноглазые медведи, сплющенные зайцы… Всё вытершееся, потерявшее цвет. Копеечная китайская дрянь. Бурова принялась рассаживать игрушки вдоль стены. Она трудилась, покряхтывая, и изредка бросала взгляд в сторону Айнур. Девушка сидела смирно.

Бурова закончила, выпрямилась и удовлетворенно оглядела результат своей работы.

– Наслаждайся, лапочка.

И ушла.

Комната, до этого почти безмолвная, заорала истерзанными голосами. Игрушки были брошены вповалку. Кто сидел, кто завалился набок. Айнур была так поражена тем, что сделала Бурова, что некоторое время впитывала эту какофонию.

«Она это специально».

Айнур закрыла глаза. Естественно, не помогло. Она продолжала видеть перед собой увечных плюшевых страдальцев.

«У тебя дар, моя милая, а ты воспринимаешь его как проклятие», – сказал далекий Гройс.

– У меня дар, – прошептала Айнур.

Это прозвучало неубедительно.

Она всю жизнь ненавидела свою особенность. Чтобы избавиться от нее, согласилась бы на что угодно.

Но сейчас, в эту минуту, когда она сидит связанная в подвале, у нее больше ничего нет, кроме этих уродцев.

«И еще примерно тысячи насекомых», – добавила она и усмехнулась.

Бурова, как многие нечистоплотные люди, понятия не имела, что именно притащила с помойки. Даже если ящик с игрушками пробыл там недолго, вероятно, зайцы и медведи уже населены живностью. Однажды женщина, у которой работала Айнур, с радостным видом предъявила помощнице старую книгу в истрепанной обложке. «На мусорном баке лежала! Кто-то же выкидывает такое сокровище!» Айнур выхватила у нее книгу, едва заметив шевеление между страницами, выскочила на балкон и швырнула в окно. Был скандал. Который закончился, когда они вместе с хозяйкой спустились вниз и Айнур предъявила побледневшей женщине крошечных светло-желтых жучков. «Это личинка клопа. Вы когда-нибудь пытались избавиться от клопов?»

Вот почему никто не должен выносить книги на помойку. Хочешь отдать случайным людям – выложи в подъезде на батарею.

«Забудь про клопов. Если выпадет шанс, скажешь о них Пономареву».

Намного интереснее, чем клопы, был запах кофе, который она учуяла через открытую дверь.

По расчетам Айнур, сейчас было не меньше девяти вечера. Бурова варит себе на ночь глядя крепкий кофе.

Это факт номер один.

Факт номер два: носки, которые Бурова поменяла на компрессионные чулки. По рисунку на чулках Айнур могла даже марку назвать.

Она полная, одышливая. У нее отекают ноги. Ее оставили здесь на ночь, чтобы стеречь Айнур. Мало ли что произойдет… Хотя, судя по игрушкам, Бурова вызвалась сама. Добавим к этому оплеуху, которую Бурова влепила ей со всей силы.

Такое не сымитировать. Это было сделано от души.

«Я ее чем-то взбесила. Она осталась в доме, пьет кофе, надела специальные чулки… Что это может означать? Бурова готовится к бессонной ночи.

Она вернется».

* * *

– Надеюсь, у вас всё будет в порядке, – скучным голосом сказал Пономарев. – Да, Марина Яковлевна?

Конечно, обмануть его не удалось. Сашечка – очень умный, даже слишком умный. Умник – так правильно. Никто не любит умников. Хотя она вот не умник, а ее тоже никто не любит. Кроме Католика, конечно. Но Католик умел видеть в людях то, что взглядам других было недоступно. Взять хоть старикашку. Жидконогую козявочку-букашечку. Гнида гнидой! Раздавить – и не думать. Мир без него только чище станет. А Католик что-то в нем углядел. Стал доказывать, что Гройс принесет им большую пользу.

Ну, ему виднее.

Пономарев отправился обратно, он был нужен шефу. А Марина умоляюще сказала: «Слушай, два часа тащиться до дома… Можно, я у тебя переночую? Заодно за девкой пригляжу».

Он и согласился.

Занятно, что Марина никогда не пробовала на нем гипноз. Ни на нем, ни на шефе. А почему, собственно?

Она решила, что о причинах подумает как-нибудь потом. Сейчас у нее имелось развлечение получше.

Марина Бурова не ценила в себе почти ничего. Кроме одного качества, которое было дано ей кем-то сверху. Она была носителем уникального таланта, это и шеф ей говорил, и сама она понимала. Талант этот был – ее голос. Слово «гипноз» ей не нравилось: оно и звучало глупо, и давно утратило настоящий смысл.

Кто-то прекрасно поет, кто-то читает вслух книги так, что каждое слово отпечатывается в памяти. А она голосом передает свою волю. Вкладывает прямо в голову собеседника, словно посылочку, только эта посылочка уже приоткрыта, и захлопнуть крышку нельзя.

Действие ее приказов было очень сильным, но краткосрочным. Они с Католиком проводили эксперименты, и выяснилось, что Марина может эффективно работать около двадцати минут. Если взбодрит себя кофе – двадцать две. Любая выпивка снижает воздействие голоса.

Она не научилась ни создавать иллюзии, ни заставить жертву поверить в события, которых не было. Они пытались, самыми разными способами. От мелких убеждений вроде: «Ты сидел на этом стуле» до крупных внушений: «Ты позавчера вернулся из Египта, где утопил женщину». Ничего не работало. Она подчиняла на время чужую волю – и только.

Эксперименты всё равно не прошли даром. Марина неожиданно для себя освоила «продление» воздействия. «Маршируй вдоль стены», – приказывала она и выходила из комнаты. Куколка продолжала маршировать