Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн
День был холодный – слишком холодный для прогулок, но смотрительница хотела выгнать всех на улицу, чтобы спокойно стоять у лестницы и подслушивать. Едва выйдя, я сразу направилась в лес, не обращая внимания на взгляды девушек.
Я бежала по Тропе до самого кладбища. Я знала, что где-то там Джен прячет сигареты, но не знала точно где. Я искала в камнях у надгробий, особенно у тех, возле которых ей нравилось сидеть. Головка ангела отломилась, так что я заглянула внутрь, но там был сплошной мрамор. Я нашла и голову – вернее, ее половину. Глядя на лицо статуи, я вспомнила синеватый оттенок кожи ребенка до того, как она сделала свой первый вдох. Как Джен могла отдать ее, не понимала я. Это было совсем на нее не похоже.
По-прежнему держа в руках мраморную головку, я оглядела кладбище – и заметила скалящегося Цербера с тремя широко распахнутыми пастями.
Я подошла к статуе, не сводя глаз с трех рычащих голов. Она всегда меня пугала. Пугала меня тогда – но я все равно проверила каждую пасть, пока не нашла то, что искала, – пачку красных „Мальборо“ с запиской, просунутой в целлофан, с неровными каракулями Ганна.
„Джен, пожалуйста, скажи, что происходит. Ты не ответила на мое последнее сообщение. Я сказал Кейси про кассету, как ты велела, и он дал нам все, что мы просили. Мы все еще сбегаем на Хэллоуин? Я буду ждать. Я кое-что сделал для твоей книги, думаю, тебе понравится“.
Какая кассета? Я ничего не понимала. Та, с записью сеанса, которую Джен забрала из кабинета отца? И что она собиралась с ней делать? Зачем Ганн рассказал о ней Кейси? И что дал ему Кейси взамен?
Я достала ручку и нацарапала на обратной стороне: „Я буду“, пытаясь скопировать почерк Джен. Засунула пачку с запиской обратно в горло Цербера и придавила камнями, чтобы точно не улетела. Наши шансы казались такими же бесплотными, как этот листок бумаги. Даже если Ганн придет, смогу ли я убедить Джен бежать? Или будет уже слишком поздно и ребенка забрать не получится? По крайней мере, я смогу рассказать ему о ребенке. Может, он сможет убедить Джен оставить девочку.
Я уже повернулась идти обратно, но обнаружила, что все еще держу голову ангела в руке. Гладкая щека легла в ладонь, будто была отлита для нее. Я сунула ее в карман и пошла обратно к поместью. А когда добралась, увидела, что дверь в башню открыта, а смотрительницы нет. Я зашла внутрь, ступая осторожно, и остановилась у подножия лестницы послушать. Сначала ничего не было слышно, только тихое бормотание, которое вполне можно было принять за курлыканье гнездящихся у зубцов башни голубей. Но потом я различила слова.
– Ты уверена, что хочешь отдать ребенка на удочерение? – спрашивал отец.
– Уверена, что хочу отдать ребенка, – ответила Джен.
Я похолодела, как каменная стена, на которую опиралась. Джен собиралась отдать ребенка. Я не могла этого допустить. Той ночью я дождалась, пока все уснут, и выбралась наружу, прислушиваясь к собакам. Я бросила им горсть мясных обрезков, которые нашла на кухне и в которые добавила растертые в порошок транквилизаторы, которые мне давал отец. И побежала в лес. Оказавшись на Тропе, я уже наизусть знала дорогу к кладбищу. Добежав до Цербера, я без колебаний сунула руку ему в пасть. Там нашелся пухлый пакет, завернутый в пластик. Внутри оказались деньги и удостоверение личности – водительские права штата Пенсильвания с фотографией Джен – одной из тех, что делал Кейси, но имя стояло „Джейн Кори“.
„Встретимся в полночь на Хэллоуин, – говорилось в записке, на этот раз написанной почерком Кейси. – И обязательно принеси с собой кассету“.
Я дважды просмотрела документы. Но второго удостоверения для меня не было. Джен мне солгала. Она планировала взять имя с надгробия и сбежать, без меня и ребенка…»
– Это неправда. – Я встаю, все еще прижимая к себе блокнот для стенографии, хотя перестала писать несколько минут назад. – Джен не ушла без меня.
Вероника склоняет голову ко мне, шрамы на ее лице дергаются, будто там еще есть глаза, которые пытаются прочитать эмоции на моем лице.
«Или они там все же есть?» – с ужасом думаю я. Глаза Вероники скрыты за шрамами?
– История еще не окончена, Агнес, – произносит она, уже не стараясь сделать вид, что не знает, кто я такая. Ну конечно, вдруг понимаю я, она знала – с тех самых пор, как я написала ей письмо и подписала своим именем – именем мертвого ребенка с кладбища. Вот почему она захотела, чтобы я приехала. Она знала, что я дочь Джен, и хотела рассказать историю со своей точки зрения, но это все ложь.
– Для меня закончена, – отвечаю я. – Джен уехала со мной и оставила вас. Поэтому вы так на нее злитесь? Поэтому изображаете ее бессердечной…
– Я никогда не называла ее бессердечной, – возражает Вероника. – И я на нее не злюсь…
– Ну, а она злится, – говорю я. – Она часто кричала, что ее историю у нее украли. Вы опубликовали книгу, которую она продиктовала вам, под своим именем, а когда она вернулась сюда, натравили на нее собак!
– Что? Я никогда… – Лицо Вероники смертельно побелело. – Когда?
– Не знаю, но помню это. Я думала, это сон – кошмар, но с тех пор, как я здесь, вспоминаю, как бежала по Тропе, а за нами гнались собаки. И я нашла ее записку в пасти Цербера, в которой она умоляла вас увидеться с ней…
У Вероники вырывается странный смешок, резкий, как будто механический.
– Увидеться? Я не могу никого увидеть, Агнес, из-за того, что она сделала – но все равно я бы с радостью приняла ее. Вот что я пытаюсь вам сказать.
– Вы пытались настроить меня против нее, против моей матери, сумасшедшей, – но это не сработает. Это все ваша вина. Но сейчас она здесь. Она вернулась, и когда я ее найду, мы расскажем миру, как все было на самом деле.
– Она здесь? – спрашивает Вероника, крутя головой, как будто может почувствовать присутствие в комнате.
Я вскакиваю, прижимая блокнот к груди.
– Да. Я видела ее у дома. Она боялась подойти ко мне из-за тех ужасных слов, которые я наговорила ей в прошлую встречу, но теперь я собираюсь найти ее, и когда найду, мы наконец узнаем правду.
Губы Вероники дрожат, она будто пытается что-то произнести, но
