Хрустальная сказка - Макс Рейн

Тяжёлый запах перегара распространился в узком пространстве лестницы. Человек остался неподвижным, только холодно смотрел на пьяного. Медбрат, покачнувшись, вцепился трясущимися пальцами в кожаную куртку стоящего напротив.

– Ну что, урод? Все-таки напросился!

Посетитель попытался высвободиться, но медбрат практически повис на нём. Короткое резкое движение – и Йохансон отшатнулся. Его ноги, неуверенно балансировавшие на узкой ступеньке, потеряли опору. Глаза расширились от внезапного страха, руки беспомощно взметнулись в воздух.

Тело Йохансона покатилось тряпичной куклой вниз по крутым ступеням. Глухие удары эхом разносились по коридору бара. Когда оно наконец замерло у подножия лестницы, повисла оглушительная тишина.

Антуан

Антуан вышел от Мики и остановился возле подъезда. Зима преобразила все вокруг. Окна старинных зданий, как замерзшие глаза, смотрели на мир сквозь тонкий слой инея. Город под снегом выглядел уставшим, но красивым. Он словно на мгновение замер в хрупкой зимней тишине перед очередным дневным вихрем дел и забот.

Возле дверей булочной стоял фургон. Двое грузчиков, кутаясь в куртки, выгружали коробки с безалкогольными напитками. Пар от их дыхания смешивался с ночным морозным воздухом.

Антуан следил за этим обычным, но сегодня волнующим его зрелищем. Он поднял глаза на дом Микаэлы. «Дом-сэндвич, вот тебе и напитки», – он мысленно улыбнулся. Сэндвич. Надо же такое придумать.

Антуан медленно побрел к своему дому, унося с собой едва уловимый аромат ванили. Открыв дверь своей квартиры, Антуан обнаружил, что стрелки часов подошли к одиннадцати.

– Как так? – удивился он. – Я ведь полагал, ещё и восьми нет.

Он задумался. А действительно… У Микаэлы почему-то не прозвучала её восьмичасовая напоминалка. Это была неизменная часть ее жизни: каждый день ровно в восемь маленький звоночек тихо тренькал в глубине её квартиры. Этот звук невозможно было пропустить. Но сегодня его не было.

На сердце стало легко, и Антуан снова улыбнулся. Снег за окном всё падал и падал, укутывая улицы мягким покрывалом. Зима будто обещала, что впереди всё будет хорошо.

Лексус

Секретарша уже в сотый раз терпеливо объясняла Лексусу:

– Сожалею, но герр Саунборг не принимает никого без записи. У него расписан весь день.

– Послушайте, – уговаривал Лексус, – я не займу больше пяти минут.

Она посмотрела на него устало, но решимость в его глазах говорила, что он от своего не отступит. Секретарша поднялась и зашла в кабинет своего босса. После недолгого отсутствия она снова предстала перед Лексусом.

– Он уделит вам пять минут, когда они у него будут. Идите в переговорную и ждите.

Лексус хотел расцеловать ее, но вместо этого просто кивнул головой. Он поднялся на нужный этаж и медленно побрел к переговорной. Еще совсем недавно он прилетал сюда словно на крыльях. А теперь от этих воспоминаний в груди неприятно заныло.

Лексус поравнялся с дверью своей студии. На табло уже не светилось его имя. Теперь там красовалось имя «Грег». Осторожно приоткрыв дверь, Лексус увидел растрепанного парнишку. Тот раздраженно кричал на оператора и между криками жадно пил воду – явный признак похмелья. Рядом на сцене стоял целый ящик минералки.

Лексус никогда не позволял себе такого поведения. Неужели поэтому его место занял другой? Судьба больше любит тех, кто нарушает правила.

Оператор, проходя мимо, заметил Лексуса и как показалось ему, посмотрел с сочувствием. Мол, что поделать, место занято и ничего не поменять. Но Лексуса не интересовало ни место Грега, ни место кого-нибудь еще, ему нужно было его собственное место. Он хотел работать. Хотел творить. А его подстрелили, не дав расправить крылья.

Лексус прождал в переговорной почти весь день и уже собирался снова спуститься к секретарше, думая, что про него забыли, но в этот момент вошел Сандборг.

– Тебе что-то нужно? – спросил он равнодушно, глядя сквозь Лексуса.

– Да! – Лексус вскочил. – Я хочу понять, что пошло не так, чтобы исправить ошибки. Мне очень важно ваше мнение. Я докажу, я справлюсь, у меня все получится. Герр Саундборг, «Sunburn» – это моя мечта, покажу, на что способен, вы не пожалеете, – горячо умолял музыкант.

Но ни один мускул не дрогнул на лице у продюсера.

– Ты спрашиваешь, что у тебя не так? – с нескрываемым раздражением начал он. – Так слушай. Твои выступления – это самодеятельность, и сам ты дилетант. Твоим песням нужна доработка, в первозданном виде они ниже всякой критики. Ты меняешь стили как перчатки – то в индийских нарядах поёшь, то в перьях. Какой образ ты хочешь создать? Кто ты, Лексус? А твои танцы?.. – Он устало вздохнул. – Это отдельная тема для обсуждения, на которую у меня абсолютно нет времени. – Он демонстративно взглянул на часы. – Лексус, ты еще слишком сырой материал. Над тобой еще работать и работать. А для этого нужно время, которого у нас, увы, нет.

– Да, но вы же сами говорили… – окончательно сбитый с толку, Лексус не мог подобрать слов. Было очевидно, что Саундборг уже всё решил и не отступит. Он поманил Лексуса наверх лакомым куском, а потом беспощадно сбросил вниз. Досада и гнев сдавили горло. Руки непроизвольно сжались в кулаки.

В комнату заглянула секретарша.

– Вас ждут, – сообщила она. Саундборг вышел, не оглядываясь.

«Все это происходит не со мной, – подумал Лексус. – Мне все это мерещится. Еще вчера я был подающим большие надежды музыкантом, а теперь – заблудший самозванец».

Всю ночь Лексус не спал, решая, что же теперь делать и как жить дальше. Люди снова ломали его, внушали, что он ни на что не пригодный. Но Лексус и не думал сдаваться. «Как бы не так, – с ненавистью шептал он, – вы еще очень сильно пожалеете об этом».

На следующий день Фрейя разузнала о Греге Апкарьяне. Он оказался сыном одного из самых богатых людей Швеции, который взял на себя затраты на фестиваль. Лексус ухмыльнулся: «Значит, Саундборга купили. А расплатой за это стал мой несостоявшийся успех, ненаступившая слава и разбитая вдребезги мечта.

Но не это мучило Лексуса, его остро задело то, как его заживо похоронили. Даже не потрудившись сыграть на похоронах траурный марш.

***

Из окна поезда я смотрел на пустую платформу. – Алекс вдохновенно стучал по клавишам ноутбука. – Она сняла туфли и шла босиком по желтой предупредительной полосе, балансируя как канатоходец. Я прижался к стеклу, не понимая, почему вдруг стало трудно дышать.

Состав пронесся мимо, поток воздуха взметнул её волосы. На миг наши глаза встретились, и я увидел в них свободу. Что-то дрогнуло внутри – будто треснуло стекло, за которым я так долго прятался. И