У фортуны женское лицо - Валентина Демьянова

– Ну что я говорила? – воскликнула Наташа.

– А под ногами у тебя что? – не обращая на нее внимания, закричала я.

– Осколки битого кирпича.

– Расчищай!

Колодец оказался слишком узким, чтобы в нем орудовать лопатой. Пришлось Димке сгребать мусор руками и складывать в Наташину сумку, а уж мы с ней этот груз тащили наверх. Когда показалась ржавая поверхность люка, мы так устали, что радоваться уже не могли.

– И что дальше? – поинтересовался Димка, разглядывая диск с выпуклой надписью «Услада» и отверстием в центре.

– Открывать! – в один голос завопили мы с Наташей. – У тебя же ключ в кармане!

Димка посмотрел на наши нависающие над краем шахты лица и проворчал:

– Легко советы давать, а тут не развернуться.

Пока он, тихо ругаясь сквозь зубы, пытался поднять крышку, я следила за ним сверху, но, едва люк сдвинулся и открылся провал, я тоже быстренько спустилась.

– А тебе тут чего нужно? – недовольно осведомился Димка.

– Вместе вниз пойдем!

Через несколько минут мы уже стояли в начале мрачного коридора, конец которого терялся в темноте. Сильно пахло сыростью. Где-то просачивались подземные воды. Димка поднял фонарь над головой и шагнул вперед. Я поспешно последовала за ним. В течение следующего получаса главной моей целью было не споткнуться и не сломать ногу.

– Конец пути! – раздался в темноте насмешливый Димкин голос, и луч фонаря высветил перегораживающую коридор стену. – Ради этого стоило и помучиться!

Она, как и стены коридора, была сложена из блоков, но камни тут были иные.

– Захар постарался, – пробормотала я и попросила Димку: – Вокруг посвети.

Луч метнулся влево и уткнулся в стену. Ее древность сомнений не вызывала. Кладка была, что называется, «родная» и относилась к периоду построения коридора. Луч некоторое время дрожал на месте, затем переместился вправо.

– Что ты на месте топчешься! – не сдержав раздражения, прошипела я. – Веди вдоль стены!

Димка хмыкнул, но в спор ввязываться не стал. Сначала шла все та же кладка, а потом в круге света возникла дверь. Металлическая, с закругленным верхом. От нее, как и от стен, веяло древностью. Она была не заперта. Просто притворена, будто ожидая, что ее вот-вот откроют. Открывалась, правда, с трудом. Противно скребя по полу и упрямо цепляясь за неровности. К счастью, подобные мелочи Димку остановить не могли. Упор плечом, шаг, еще шаг... Протиснувшись один за другим в образовавшуюся щель, мы оказались в крохотной каморке, в центре которой, словно свеча на фоне темных стен, возвышалась мраморная статуя. Девушка, почти девочка, стояла изогнув стан и подняв лицо кверху. Так смотрят на солнце дети, беспричинно радуясь жизни. Пышные вьющиеся волосы были собраны на затылке в небрежный пучок, складки одежды плавно обтекали тело, создавая фантастическую иллюзию ткани. Левая рука девушки опиралась на копье, правая – вытянута вперед. Прикинув на глаз, я решила, что в ней едва наберется метра полтора.

– Теперь могу понять Шенка, – прошептала я.

– И ради этого идола столько человеческих душ положили? – раздался за моей спиной насмешливый голос.

– Много ты понимаешь! Идола! Да это одно из величайших чудес света. Творение самого Праксителя!

– А он у нас кто будет? – голосом деревенского придурка прогнусавил Димка.

Понимая, что он валяет дурака, я тем не менее пояснила:

– Великий древнегреческий скульптор! Жил в середине четвертого века до нашей эры! Древние источники называют сорок его произведений, до наших дней дошло только одно! «Гермес с младенцем Дионисом». О некоторых его скульптурах можно судить по римским копиям, остальное утеряно.

– Откуда такая уверенность, что это Пракситель, да еще подлинник?

То, как легко он выговаривал имя, еще больше укрепило меня во мнении, что Димка ломает комедию. А что за этим стоит, должно проясниться, как только статуя окажется на поверхности! Однако, что бы я там ни думала, на вопрос ответила:

– Пракситель выработал свой, присущий только ему, стиль. Он не показывал фигуры, как было принято у греков, в движении. Свои модели он изображал в статичном состоянии. Его привлекала не внешняя красота тела, столь хорошо проявляющаяся в момент действия, а человеческие эмоции. Его изваяния погружены в собственные переживания, причем не трагические, а легкие, лирические. И композиционно свои скульптуры он решал по одной схеме. Все фигуры обязательно опираются на подпорку. Дерево, вазу, пень... все, что угодно, но этот элемент всегда присутствует. Он использовал этот прием, чтобы придать телу плавный изгиб. И еще одна особенность... Видишь, завитки волос имеют красноватый оттенок? А следы синей краски в складках одежды? Пракситель свои скульптуры раскрашивал! Но это лишь косвенные доказательства.

– Есть и прямые?

В голосе Димки мне почудилась враждебность, но я сделала вид, что не заметила:

– Купив статую, Захар заказал ее экспертизу Французской академии и получил сертификат, что это творение Праксителя!

– Значит, статуя – не копия и ее автор – великий Пракситель! – произнес Димка.

– И если ты умеешь складывать два и два, то должен понимать, какую ценность она представляет.

– В денежном выражении, – с непонятной усмешкой уточнил Димка.

– В первую очередь в художественном, – ледяным тоном возразила я. – Появление этой скульптуры – сенсация! Ни один коллекционер не может похвастаться, что владеет подлинным Праксителем!

– Ну так и я о том же! Раз это такая редкость, значит, цену за девчушку будут предлагать заоблачную, – дурашливо закатив глаза, прогудел Димка и тут же вполне серьезно поинтересовался: – Деньги как делить будем? По совести или по праву сильного?

– На три равные доли, – стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, произнесла я.

– Значит, по-справедливому хочешь, – задумчиво протянул Димка.

– Ты думаешь иначе? – не сводя с него глаз, тихо спросила я.

Он помолчал, потом полез под футболку и вытащил из-за пояса пистолет.

«Ну все! Допрыгалась!» Чувствуя, как холодеют ноги, я ждала, что последует дальше.

Димка подержал пистолет на ладони, словно взвешивая, и протянул его мне:

– Возьми на время. Он, конечно, на предохранителе, но, говорят, и палка раз в году стреляет. А мне совсем не хочется, чтобы в тот момент, когда я буду тащить эту каменную бабу наверх, пушка вдруг ожила.

«Играет со мной, как кошка с мышкой! Одно из двух: или парень любит рисковать, или пистолет не заряжен»,