Дневник Кристины - Алексей Владимирович Сабуров
Наглядевшись на ложбинку небольшой груди, убийца стянул с девушки сапоги, обнажив белые носочки поверх телесного цвета колготок. Они не показались ему милыми – стащил и отбросил в сторону. Никита поднялся и посмотрел на жертву свысока, оценивая полураздетую фигуру, еще не открывшую своих главных прелестей. Как будто она ждала его, звала, чтобы он ее раздел. Почему «как будто»? Так и было.
Он задрал юбку, чтобы увидеть кружевные трусы, и стащил их вместе с колготками. Снова медленно и внимательно полюбовался на немного вьющиеся черные волосики. Потом потрогал лобок. Слишком холодный. Нет, смотреть было намного приятнее. Дальше Никита раздел Лизу догола, отступил и уселся на диван в каком-то уже полуобморочном состоянии – настолько его заворожило мертвое тело. Он не боялся смерти, уничтожив уже столько живых существ. Это был не страх и даже не ошеломление своим поступком или тем, что убитый им человек лежит у его ног. Никита ощущал полное, опустошительное удовлетворение, точно после второго, а то и третьего за ночь оргазма. Вселенная крутилась вокруг его головы, мелькая звездами, кометами, когда-то увиденными лицами людей, отрывками рекламных роликов и проносящимися за окнами поезда деревьями. Он с трудом поборол желание уснуть, но не мог заставить себя встать и лежал с приоткрытым ртом, тяжело дыша.
Когда Никиту отпустило и мысли стали четче, он поднялся и обошел тело. Теперь оно уже не вызывало ни эротических фантазий, ни обостренных чувств. Просто мертвая некрасивая женщина, которая валяется на полу. Он вздохнул, понимая, сколь коротки мгновения наслаждения. Но они запечатлены в его памяти прочно, как сваи фундамента. Он не раз сможет смаковать их.
Шубин поднял тело, перенес его на дно смотровой ямы и уложил лицом вверх. Там уже стояла большая бадья, пятилитровые бутылки воды, мешки с цементом и песком. Он вскрыл еще один мешок, с надписью «Известь негашеная», и обильно посыпал тело. Белый порошок попал в открытые глаза и зашипел. Тело теперь было как будто посыпано сахарной пудрой. Но вряд ли кому-то удастся ее съесть. Шубин налил в бадью воды из двух бутылок, а затем высыпал несколько мешков песка и упаковку цемента. Взял лопату и стал энергично перемешивать составы, пока не получил влажную строительную смесь. Он с трудом приподнял бадью за одну сторону и вылил получившийся раствор на девушку, еще дышавшую всего пару часов назад. Теперь ей предстоит быть навсегда скованной в прочном бетоне. Получив влагу, известь зашептала, плавя человеческую кожу. Посмотрев на результат, Никита замешал еще половину бадьи, рассчитывая, что этого ему должно хватить, чтобы полностью укрыть труп непроницаемым саркофагом. Бо́льшую толщину делать было не нужно. Потом сбоку и сверху он уложит еще слои. По крайней мере, план был такой.
5
Статистика продолжила оставаться примерно такой же. На каждые десять флиртов, что он вел в интернете, где-то трое девушек соглашались встретиться – когда-то чаще, когда-то реже. Из них удавалось похоронить в гаражной яме одну. Возможно, процент навсегда исчезнувших был бы выше, но после каждого убийства Шубин удалял аккаунт на сайте и прерывал несколько потенциально выигрышных знакомств. Он не спешил и был осторожен. К тому времени Никита уже вычитал, что в нем бьется сердце хладнокровного расчетливого убийцы, и только такие, как он, могут выжить и стать легендами преступного мира.
Почти полгода милиции не удавалось связать исчезновение жертв друг с другом, ну или она не говорила об этом журналистам. Только осенью, когда число трупов стало приближаться к десяти, газетчики словно прозрели и окатили Екатеринбург статьями о серии непонятных исчезновений молодых девушек. Впрочем, без точных подробностей и сильно преувеличивая список жертв. Возможно, им удалось дотянуться до странного отклонения статистики за последние полгода – резкого увеличения количества пропавших без вести женщин примерно одного возраста.
Но только уставшие от жизни взрослые читают газеты, а верят им еще меньшее количество людей. Девчонки не стали осторожнее; наоборот, в ноябре Никита установил своеобразные рекорд. Четыре смерти. Идеально – как четыре стороны света или четыре стихии.
Никогда бы раньше он так не подумал. Но Шубин чувствовал, что меняется. Он пытался представить себя другим – успешным, щедрым, открытым, веселым, начитанным. Иногда перед ответом рыскал по интернету в поисках забавной истории или исторического факта. Его лексикон вдруг стал наполняться новыми словами, как постная пища – жирным мясом и приправами. И каждый раз общение с девушкой получалось проще и увлекательнее. Как будто этот наносной лоск начал прорастать внутрь, становиться все больше его собственным. Он не просто начинал верить в свой несуществующий бизнес или полученный на словах красный диплом хирурга, а думал и действовал, как будто это уже произошло взаправду.
Голые мертвые женские тела все так же позволяли ему впадать в экстаз, но теперь Никита видел и другие возможности тешить самолюбие. Даже в театральном кружке заметили изменения, и Денис Константинович поручил не главную, но сложную роль старика Середы в постановке лермонтовской повести «Штосс». С наступлением зимы Никита сбавил обороты, не собираясь бросать совсем, но уже думая, что, может быть, стоит приложить свое завидное упорство к чему-то более созидательному, чем убийства молодых дам.
И как будто Вселенная снова прислушалась к тайным желаниям своего странного подопечного. Прямо в его руки без сознания упала девушка. Никита подхватил ее, на удивление легкую, и, пока нес к скамейке, внимательно рассмотрел южные черты почти что юного лица. Он не стушевался, как было бы годом раньше, а взял ее номер. Своему спасителю Кристина не могла отказать.
Но дальше произошло совсем странное – Никита влюбился. Это чувство впервые захлестнуло его с такой силой, будто он прыгнул с высоты без парашюта и без страховки. Он ощущал, что падает с огромной скоростью, но это не пугало, а, наоборот, наполняло сердце бешеным восторгом.
Кристина оказалась свободной, раскрепощенной в своих чувствах. Если она восторгалась, то как будто в первый раз; если о чем-то говорила – то только то, о чем сама думала, чем сама прониклась. Если ей было неинтересно, то совсем не стремилась скрыть. Никакой фальши, никакой наигранности – как большой, умный, но не загнанный в тиски ребенок.
«Где вас таких прячут?» –
