Призрак Мельпомены - Лора Перселл

При мыслях о том, что теперь в этом мире фантазии удалось оказаться и мне, я впадала в какую‑то первобытную радость. Грег был передо мной в долгу за все, что забрал себе.

Наконец прозвучал звонок. Гомон голосов начал стихать, и по залу пронесся приглушенный шепоток. Дирижер поднял свою палочку.

Резко грянула задорная увертюра, и Филип схватил меня за руку. Меня тут же пробрало до самых костей: музыка настолько могучая, что способна унести тебя прочь, заставив позабыть обо всем на свете.

Поднялся занавес, и перед зрителями предстал призрачный хор в белых масках и черных одеяниях. Все как один, артисты запели на старинном языке. Декорации не впечатляли; возможно, так оно и было задумано, чтобы сразу обратить взор публики на актера, вызывавшего восхищение миссис Дайер, на Юджина Гривза. Он вышагивал по сцене в мантии и шапочке ученого. Этот простой костюм привлекал к нему внимание и подчеркивал его высокие, острые скулы и бледность лица. У его бедра, сверкая в свете рампы, качались часы на цепочке. Я не знаю, чем именно он приковывал к себе внимание, но имелось в нем нечто такое, что прямо‑таки дрожало в воздухе, подобно дымке.

Закрутилась ветряная машина, издавая низкое завывание, и доктор Фауст стал призывать темные силы. Он заговорил на каком‑то другом языке, грубом и демоническом.

– Что он говорит? – голос Филипа прозвучал тихо и испуганно.

Миссис Дайер предупреждала меня, что доктор Фауст заключил сделку с дьяволом, но я не ожидала, что все будет так правдоподобно.

– Не смотри, Фил. Этот кусок скоро закончится.

Резкий аккорд и удар тарелок. Вспыхнули смоляные факелы, и на заднем плане появилась тень. Постепенно она обратилась в клуб дыма, и в нем стало возможно различить человека в красном. Мефистофель, демон.

Имитируя грохот грома, прокатились металлические шары, и оркестр исполнил головокружительное падение тона.

– Неси ж известие сие великому Люциферу: скажи, что Фауст вверяет ему душу свою, дабы взамен получить двадцать лет и четыре года жизни в сладострастии и твое постоянное присутствие рядом.

Доркас сидела не шелохнувшись.

– Плохая идея, – прошептала она.

Юджин Гривз закатал рукав, взял кинжал и полоснул себя по руке. На сцену что‑то брызнуло. В других пьесах я видела, что для изображения крови использовался красный носовой платок. Здесь же был какой‑то новый эффект.

– Это он на самом деле? – тихо прошептал Филип. – Он себя порезал?

– Конечно нет, – огрызнулась Доркас.

Но у меня такой уверенности не было. К горлу подступила тошнота.

– И завещал так Фауст душу Люциферу. Но что за надпись на руке? Homo, fuge! [1] Неужто мне спасаться бегством? Обмануты ли чувства? Я ясно это вижу. Начертано здесь «Homo, fuge!»

Возможно, это было только мое воображение. Я полагаю, что все‑таки мы находились слишком далеко, чтобы разглядеть. Однако я могла бы поклясться, что кровь начала застывать в виде букв, образуя произнесенную героем фразу.

Что‑то здесь было не так. Ото всего этого веяло опасностью. Я пообещала Филипу, что сюжет оживет, и так произошло на самом деле. Это была самая настоящая проповедь об адском огне и сере. Как только миссис Дайер пришло в голову посоветовать мне взять сюда детей? Хотя в одном она была права: Юджин Гривз был поразительным актером, поскольку заставил меня без тени сомнения поверить в то, что он на моих глазах заключил сделку с дьяволом.

Я сидела на краю скамьи, сжимая руку Филипа и глядя больше на облупившееся ограждение, чем на разворачивающееся на сцене действо. Мне не терпелось увидеть конец. Что же произойдет, когда пройдет двадцать четыре года и Фаусту придется заплатить свою цену?

Никакого спасительного поворота сюжета не произошло. Фауст чувствовал, что время его истекает. Последовали речи раскаяния, от которых у меня разрывалось сердце.

– И так в угоду праздным наслажденьям лишился Фауст вечной радости и блаженства. Я собственною кровью выписал им счет. И срок истек. Настанет время, и дьявол заберет меня.

Фауст сжал висящие на цепочке часы. Свет рампы сделался кроваво-красным. Взметнулось пламя, повалил дым, и по залу разнесся запах, похожий на серный.

Я почувствовала, что меня саму душит страх не меньше, чем обуял Фауста. Никогда не думала, что способна так испугаться какой‑то пьесы, но ради остальных старалась держаться спокойно и уверенно.

Ударил колокол. Наступила полночь, и вместе с ней пришел час расплаты. Юджин Гривз в ужасе заметался по сцене. Он хотел броситься за кулисы, прыгнуть в оркестровую яму, но дьявол каждый раз вилами преграждал ему путь.

В конце концов он упал на колени и воскликнул:

– Гады и аспиды, дайте отдышаться!

А потом это произошло.

Я сразу поняла, что это не сценический трюк. Он начал судорожно хватать воздух, и из его рта хлынула кровь.

В партере вскрикнула дама.

Мы сидели высоко, на приличном расстоянии от сцены, но даже нам показалось, что его слезы стали кровавыми. Скрипки, взвизгнув, умолкли.

Юджин Гривз упал и задергался. Это было похоже на какой‑то припадок и выглядело отвратительно, будто тряпичную куклу дергают за ниточки. Он издавал протяжные мучительные стоны. Я прикрыла Филипу глаза, но было уже поздно.

Актер, исполнявший роль Мефистофеля, воскликнул:

– Боже милостивый!

Остальные артисты выбежали на сцену и попытались привести Гривза в чувство. А потом резко опустился зеленый занавес.

Национального гимна не исполнялось. По балкону пронесся шепот. Какой‑то мужчина в фуражке перекрестился и метнулся к выходу, за ним последовала пожилая женщина. А я была настолько поражена случившимся, что не могла сдвинуться с места.

– Это все было по-настоящему, Дженни? – промямлил Филип. – Дьявол пришел и забрал этого человека в ад?

Я не знала, что ответить брату. Свидетелями какого богомерзкого события мы стали? Мне никогда не забыть этого жуткого зрелища.

– Я думаю, это просто несчастный случай, – неуверенно проговорила Доркас. – Мне кажется, что актер только что… умер.

Но что за страшная кончина. Юджин Гривз был так напуган…

В итоге на сцену выскочил взволнованного вида джентльмен; должно быть, директор театра. Он кое‑как извинился за то, что мистер Гривз «прихворнул». И кого он собирался обмануть?

– Будьте столь любезны, покиньте театр как можно скорее, чтобы мы поскорее занялись этим… печальным происшествием.

Кто‑то в толпе потребовал возмещения. Директор ничего на это не ответил и юркнул за занавес.

За кулисами, видимо, царил хаос. Был ли у Юджина Гривза костюмер, который его одевал, подобно тому, как я должна буду в скором времени одевать Лилит? Кто‑то ведь тщательно укладывал волосы актера и надевал на него эти одежды, которые потом насквозь пропитались кровью?