Пока любовь растворяется в воде - Фульвио Эрвас
— Тогда и меня у твоей двери нет, — ответил ему инспектор. — Так что если тебя нет дома, ты спокойно можешь мне открыть, потому что я, которого здесь тоже нет, не войду.
Еще немного подумав, Микеланджело все-таки решил открыть полицейскому. Он появился перед Стуки в шортах и майке и вопросительно посмотрел на инспектора.
— Я позвонил директору школы и взял тебя на поруки. Имей в виду, ты под строжайшим наблюдением.
— Директор не отвечает на телефонные звонки в воскресенье.
— Нам все отвечают. Завтра ровно в пятнадцать ноль-ноль я жду тебя в полицейском участке.
— Но завтра же праздничный День Всех Святых, выходной.
— У полиции не бывает выходных, да и ты не святой.
Мальчишка, похоже, не особо удивился такой новости. Сестры из переулка Дотти, конечно же, сразу доложили матери Микеланджело об их договоренности со Стуки, а та все передала сыну.
— Я не виноват, — сказал Микеланджело.
— В чем?
— В том, в чем меня обвиняют.
— Ты считаешь, что невиновность — это преимущество?
Парнишка с любопытством взглянул на инспектора.
— Хотя, если честно, я не так уж невиновен.
— Что ты такого натворил? Не травку же продавал?
Микеланджело фыркнул:
— Травка для слабаков. Я такого не одобряю.
— А что тогда?
— Подворовывал, так, по мелочи, — ответил мальчишка с пренебрежением, которая возмутила инспектора.
— То есть ты всего-навсего мелкий воришка?
— Ничего подобного! Я — дестабилизатор!
— Антимама! Это еще что такое?
Микеланджело ухмыльнулся. Да, он воровал, но это не имело никакого отношения к посягательству на частную собственность, желанию обладать вещами или присвоением себе чужого. Все это в наши дни среди молодежи цветет пышным цветом. Нет, у Микеланджело была особая миссия: лишать обыденность ее нормальности.
— Чудесно! Но с какой целью?
— Чтобы управлять человеческой тревожностью, зачем же еще?
Парень уносил с собой мелкие предметы и разные бытовые мелочи: шурупы и болты, садовые флюгеры, почтовые ящики и дверные номера. Он ловко проникал в неохраняемые дворы, чтобы стащить пару очков, оставленных на скамейке, открытую книгу или зарядное устройство для сотового телефона. Предметы, не обладающие особой экономической ценностью, но отсутствие которых не остается незамеченным: «Дорогая, ты не знаешь, куда я подевал свои очки? — Понятия не имею. — Странно, мне казалось, что я оставил их в саду…»
— А это дело моих рук! — восторженно говорил Микеланджело. — Я внедряюсь в ткань бытия и вытягиваю из нее одно волокно за другим.
— Волокно реальности! Антимама, как интересно!
— Я хочу железно убедить всех нормальных, что кто-то в состоянии пересекать их пространство и может воздействовать на них, когда и как ему этого захочется.
— Гениально! — воскликнул Стуки. — Так жертвы твоих краж будут представлять себе невидимые порталы…
— Да, именно!
— Ночных крылатых существ и разные другие фантазии. Сущностей, прибывающих из далеких миров, действующих на земные пространство и время, чтобы поколебать нашу уверенность, а с ними и наш мир.
— Молодец, центурион, соображаешь!
«Я тебе покажу „центуриона“», — подумал инспектор.
— Чушь собачья! — уверенно заявил Стуки.
Но все то, о чем рассказывал Микеланджело, заставило полицейского призадуматься.
— После второй пропажи люди начинают думать, что это дело рук дьявола или шутки инопланетян, — продолжал развивать свою мысль школьник. — И будут жить в тревоге.
— Из-за мысли о дьяволе?
— В том числе.
— Почему бы им не подумать на такого идиота, как ты?
— Слишком сложно. Люди предпочитают дьявола. Так им подсказывает интуиция. Если некий предмет тебе нравился или облегчал жизнь, значит, тот, кто у тебя его отнял, действует на стороне зла. Все очень просто.
— То есть ты провоцируешь у людей страх перед дьявольщиной.
— Плевать я хотел на дьявола! Я дестабилизирую человеческий разум.
— Вот это поворот! Таким образом, — добавил инспектор, — те десятки обращений граждан, которые наводнили полицейское управление за последний год, — твоя работа?
— Моя и таких, как я. Нас много, да будет вам известно.
«Да, таких же чокнутых, — подумал Стуки. — Если, конечно, все, что ты здесь наплел, — правда».
— Завтра жду тебя на работе, — сказал полицейский, завершая дискуссию.
Арго ожидал инспектора, сидя на коврике. Увидев Стуки, пес радостно заулыбался.
«Кто знает, едят ли собаки мясо лосося?» — подумал полицейский, открывая баночку собачьих консервов. Он все еще не доверял собачьему сухому корму. Консервы для собак тоже не внушали Стуки особого доверия: ему даже не хотелось думать о том, что могло быть намешано в этих одинаковых кусочках, приправленных морковкой и горошком из непроданных упаковок с просроченными замороженными овощами.
Арго до отвала наелся лосося, как какой-нибудь норвежский медведь.
1 ноября. Понедельник
Инспектор Стуки вышел из дома, ведя на поводке собаку синьора Баттистона. Двое под потрепанным зонтом со сломанной спицей. Арго не имел ничего против того, чтобы полицейский отвел его в участок. Там он надеялся обнюхать все углы, покрытые криминальной пылью, и, может быть, даже обнаружить следы преступников. Стуки понимал, что это не самое подходящее место для собаки, но другого выхода у него не было. Он и так делал все что мог и в этой ситуации решил чередовать: один день Арго остается дома, в другой Стуки берет его с собой на работу.
Инспектор устроил пса в своем кабинете. Ландрулли бросил на Арго рассеянный взгляд, продолжая листать газету. Полицейский агент всегда с удовольствием читал местную хронику: ему нравилось быть в курсе всех городских новостей. Самые увлекательные из них Ландрулли потом вслух зачитывал коллегам.
У инспектора Стуки намечался не самый приятный день. Вместе с агентом Сперелли ему предстояло патрулировать территорию вокруг выезда с автомагистрали, в то время как дождь продолжал лить как из ведра.
— Агент Сперелли по вашему приказанию прибыл.
— По какому моему приказанию? — спросил Стуки, разглядывая полицейского.
Сперелли был на десять сантиметров ниже Ландрулли и имел бицепсы размером с тыкву.
— Это я к тому, инспектор, что я готов выполнять ваши распоряжения.
— Что-то я в этом сомневаюсь, — проворчал про себя Стуки.
Агент Сперелли служил в полицейском управлении Тревизо уже почти год. О нем отзывались как о весьма решительном парне и как о полицейском современных взглядов. Ничего общего с поколением, которое привыкло взвешивать все за и против и приводить к общему знаменателю законность и человечность: два понятия, которые совсем не обязательно противопоставлять друг другу. Сперелли отличался атлетическим телосложением и стремительностью в движениях; другими словами, он очень подходил к работе в системе безопасности, особенно с нелегальными мигрантами.
— На сегодня нет ничего интересного, — сказал Стуки. — Мы будем кататься на патрульной машине.
Сперелли водил автомобиль умело, лучше агента Ландрулли, имевшего за рулем вид не умеющего переходить дорогу маленького мальчика, которого оставили одного у пешеходного перехода. Стуки краем глаза наблюдал за своим напарником, делая вид, что контролирует выезд со скоростной магистрали. Он бросил рассеянный взгляд на разросшиеся вокруг магазины и торговые центры.
— Это не-места, — невозмутимо проговорил агент Сперелли.
— Что? — повернулся к нему Стуки.
— Искусственно созданные сооружения, которые через некоторое время потеряют свою значимость.
«Не-места», «потеряют значимость» — все это звучало довольно странно в устах атлетически сложенного агента Сперелли.
