Я за тобой никогда не следила - Анастасия Борзенко
Они с Сергеем пили кофе и молчали. Третьякова все обдумывала сказанные им на улице слова, что он соскучился. Так давно был у нее последний роман, настоящий роман с ухаживаниями и разговорами, а не просто трах на диване в морге, что Наталья чувствовала себя школьницей.
— Я хотел поблагодарить тебя. — Сергей поставил стаканчик на стол, присел на край, скрестил ноги и поболтал ими в воздухе. — Так и не сказал спасибо… Если бы не ты, я бы сдох…
Она кивнула. Да уж, ту ужасную ночь в подвале не хотелось и вспоминать. Страшно подумать, что бы с ним стало, если бы она там не оказалась.
Девушка стояла у стены, Сергей внимательно рассматривал ее своими ясными серыми глазами. Наталью нервировал прямой взгляд, она не знала, куда себя деть. Наконец не выдержала:
— Прекрати пялиться!
— Нет.
— Что значит «нет», мать твою?!
— А то и значит, что не прекращу, сама прекрати тогда быть такой красивой. И не ругайся, тебе не идет.
Ну все, он ее достал! Наталья выскочила из комнаты, сильно хлопнув дверью. Она оказалась в коридоре с высоким потолком, в который были вмонтированы плафоны с лампами дневного света. Коридор был длинным, метров двести, масса комнат, входов и выходов, как большой муравейник! Агенты снуют туда-сюда, подобно муравьям со своими крошками добытой информации, и собирают здесь все в одно большое целое, обеспечивая безопасность страны.
Третьякова шла по темному линолеуму, невысокие каблуки зимних ботинок тихонько цокали, как вдруг она услышала глухой стук откуда-то слева. Девушка аккуратно прислонилась к большой двери и тихонько толкнула, в щель увидела светлую комнату, в комнате — несколько мужчин. Один из них был в рубашке с закатанными рукавами и курил, второй что-то писал, еще двое поднимали с бетонного пола мужчину, который был привязан к стулу.
Павел… Сердце невольно екнуло. Брат был серым, но спокойным, и лицо в порядке, не в крови, выходит, его пока не били.
Епископ стал дергаться всем телом, когда стул поставили рядом с Гиляровским, и снова едва не упал.
— Да что за черт!
Один из мужчин ударил его по лицу. Павел сплюнул кровь, она струйкой полилась из верхней губы.
— Я не стану разговаривать с предателем и крысой. Или уведите его, или я ничего не скажу.
Мужчина, который курил, глухо рассмеялся:
— Можно подумать.
Он кивнул остальным, и они направились к выходу. Наталья не успела отскочить и ничего лучше не придумала, как поприветствовать всех с глупой улыбкой. Среди них был и Могильный. Он не удивился, когда увидел девушку.
— Третьякова, хорошо, что вы здесь, похоже, епископ ничего не скажет.
— А сыворотка правды?
— Вы кино насмотрелись? — Мужчина громко рассмеялся. Он запер дверь на ключ и направился по коридору в соседнюю комнату. — Пройдемте за мной, понадобится ваша помощь.
— Конечно, что я должна делать?
— Объясню.
* * *
Пятнадцатью минутами позже на Наталью надели наручники и провели в маленькую темную комнату, никаких окон и мебели, только пол, потолок и стены. Она опустилась на пол, пытаясь не терять самообладания.
Затея вытрясти из Павла информацию, надавив на его родственное чувство, казалась сомнительной, но человеческая психика такова, что есть подсознательная часть, как объяснил Могильный. И Павел может этого и не понимать, но поделиться с ней важными для него вещами. Они часто использовали этот прием.
Павла ввели в комнату и бросили возле девушки. На его лице было множество синяков и отечностей от ударов, правый глаз сильно заплыл, поэтому смотрел он, слегка запрокинув голову вверх. Его взгляд встретился с взглядом Натальи, он попытался улыбнуться.
— И ты здесь, сестра. — Он обратился к мужчине: — Если вы думаете, что мое сердце дрогнет, я все вам расскажу, потому что не выдержу, когда вы будете пытать ее, то заблуждаетесь. Где Манифест, я не знаю, Наталья не передала его мне, повторяю еще раз.
У Третьяковой закружилась голова. Вот так поворот! Мужчина в ответ кивнул.
— Я уже слышал, у вас десять минут, можете поговорить с ней последний раз.
Он вышел, Наталье стало жутко. Она без сомнений согласилась на этот эксперимент, но фраза мужчины прозвучала так правдоподобно, что ей стало не по себе. Котов уехал! Могильный умчался по какому-то важному делу, из знакомых лишь Сергей где-то в штабе… Адовцев явно давал понять, что симпатизирует ей, но, черт возьми, она уже не знала, кому можно доверять.
Павел присел и сплюнул кровь.
— Не бойся, сестра, все это, в конце концов, пустое. Боль неприятна, конечно, но и она ничего не стоит.
— Зачем тебе все это? И что за новости, мать твою, я ведь передала тебе твои драные бумаги!
Павел задумчиво повернул голову, что вызвало, судя по его гримасе, болезненную судорогу в шее. Он рассмеялся:
— А ты докажи, сидела бы сейчас в своих гольфах вязаных и пила любимый коньяк на кухне, и ничто бы тебе не угрожало.
— Тебе совсем меня не жаль? — прошептала она, едва не теряя сознание. — Ты же можешь все это остановить, и во вранье твое долбаное никто не поверит!
— Нет, не жаль, прости. — Он встал и прошелся по комнате, изучая под ногами грязный пол. — Как думаешь, сколько людей здесь пытали и сколько еще стонов упокоят в себе эти белые стены? Тот факт, что я здесь, Наташа, он не случаен, а поверит или не поверит, посмотрим, Манифеста при мне нет, это точно. Ты единственная, кто держал его в руках. И за тобой, в отличие от меня, никто не следил…
— Мне зачем сдался твой Манифест?
— Мы же в одной упряжке, сестра… — Павел подмигнул ей здоровым глазом и улыбнулся.
Она непонимающе смотрела на него.
— Я не…
— Не понимаешь? Всему свое время. Я не выживший из ума фанатик, который ставит свою веру во главу всего и ждет искупления после, чувствуя свою огромную миссию, я лишь хочу остановить весь этот бред под названием Земля. И все. И здесь я только ввиду ценности времени, самые лучшие умы сидят тут и пытаются найти на меня точки давления, а все самое интересное происходит…
— Где?
Он подошел к сестре и сел рядом.
— Ты даже представить себе не можешь, в какую паутину влезла, твоя проблема в том, что ты веришь в людей,
