Замок проклятых - Ромина Гарбер
– Оскурианцы, те, кто решает остаться в городе, верят, что мы живем здесь не просто так. Есть определенная цель у нашего существования. Но что это за цель, не написано ни в одной книге. Это знание передается не через чернила на бумагу, а кровью от потомка к потомку.
Он неожиданно кажется другим, когда произносит эти слова, – как будто становится старше.
– Испокон веков не прерывается не только род Бралага, – продолжает Фелипе. – Я показывал тебе список собственников. Каждый род, живущий в этом городе, верен ему. Верен Ла Сомбре.
– Но почему? – не унимаюсь я.
– Некоторые из нас верят… я верю, что род Бралага берет свое начало в другом мире, – объясняет Фелипе, он пытался рассказать мне об этом, когда мы были в его комнате. – Мы называем этот мир Otro – «Другой мир». Мы думаем, что, открыв врата, этот древний предок сделал нас всех уязвимыми в этом измерении, и потому ему пришлось запечатать дверь в другой мир магией крови. До тех пор, пока не прерывается род основателей Оскуро, пока люди живут здесь, врата в Otro остаются закрытыми.
– А что случится, если они откроются?
Свет в глазах Фелипе тускнеет.
– Тогда Ла Сомбра поглотит наш мир.
Глава 13
Зима все ближе, и солнце садится раньше, так что, когда я возвращаюсь в замок, на дворе уже ночь. Сердце колотится в предчувствии встречи с Себастианом.
Сегодня я ушла из магазина пораньше, оставалось еще несколько часов до его закрытия. Мне не хотелось, чтобы Фелипе снова провожал меня. Наша ссора в его комнате тем вечером всколыхнула много эмоций, и они до сих пор не утихли. Напряжение между нами я ощущаю почти физически – такое нервное покалывание на коже.
Мне все чаще кажется, что, приехав в Оскуро, я, не догадываясь об этом, оказалась одной из шахматных фигур в разыгрываемой здесь партии. Жители этого города верят в древнее поверье о моем предке из иного мира.
Я сразу иду на кухню, чтобы проверить, не вернулась ли Беатрис, и замечаю силуэт в обеденной зале.
– Беатрис? – окликаю я тетю.
– Нет, – отвечает Себастиан.
Я захожу в залу, и мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что то, что я вижу, – не сон.
Деревянный стол уставлен огромным количеством разнообразных яств, за стулом стоит Себастиан. Он отодвигает стул, приглашая меня сесть, и я буквально теряю дар речи.
– Так как твоя тетя в отъезде, я решил, что должен угостить тебя ужином.
Звук его голоса словно пробуждает меня, и я медленно подхожу к стулу. Себастиан выложил на него всю еду, которую я привезла вчера вечером от Фелипе. Буквально всю!
Я раздумываю, смогу ли я вообще это есть, ведь то, что создал Себастиан, достойно стать экспонатом в музее кулинарного искусства: сучковатые деревья со стволами – хлебными батонами и кронами из спагетти и клецок, растущие на поле паэльи под полной луной. Рядом с деревьями – ряд уютных домиков со стенами из манчего[57] и скошенными крышами из хамона иберико. Конечно же, Себастиан изобразил и Ла Сомбру, но я не могу понять, из чего он ее сделал, потому что она вся засыпана кофейной гущей, ведь она должна быть черной. В гуще красные прожилки то ли из кетчупа, то ли из какой-то другой острой приправы.
– Есть что-то, что тебе по вкусу? – спрашивает он.
Я кусаю губы, стараясь сдержать смех.
– Что-то не так?
Я мотаю головой и пытаюсь выбрать что-то. Самое простое – яйцо, одна из деталей полной луны.
– Как ты сварил яйцо – всмятку или вкрутую? – спрашиваю я.
Яйцо в моей руке холодное и легкое.
– Сварил? – удивленно повторяет он.
И тут я не выдерживаю и начинаю хохотать. Недоумение на его лице веселит меня еще больше, я вдруг понимаю, как смешно ему было в ту ночь, когда я заявила, что он галлюцинация.
– Прости, – говорю я в перерывах между приступами веселья, – это очень мило, то… что ты сделал, но… совершенно несъедобно.
– То есть как? Это же человеческая еда?
– Яйца нужно варить, хлеб – нарезать ломтиками, а острую приправу не смешивают с кофейной гущей…
Я замечаю вдруг бокал, наполненный темно-красной жидкостью.
– Что это?
– Томатный сок.
Я подношу бокал к носу и нюхаю: гаспачо.
– Твое здоровье! – говорю я и делаю большой глоток. Себастиан садится на место Беатрис напротив меня, и на его лице отражается разочарование.
– Думаю, ты не все успел узнать о землянах, – злорадно ухмыляюсь я.
Кажется, я зря это сказала, морщинки на его лбу становятся заметнее.
– Мне надо было внимательнее наблюдать за женщиной, но, когда она заходила на кухню, я терял к ней интерес.
– Беатрис, – поправляю я, – на Земле люди называют друг друга по именам, чтобы легче было общаться.
Он опускает глаза, как будто ему стыдно, и мне становится не по себе, поэтому я говорю:
– Спасибо, что так старался ради меня.
– Но ты ничего не ешь, – грубовато перебивает он. – Хоть что-нибудь из этого съедобно?
Я решаюсь разрушить один из домиков. Беру хамон иберико, прикладываю его к манчего и кусаю. Аромат ветчины смягчает пикантный вкус сыра, и я в два приема расправляюсь с закуской.
– Узнала сегодня что-нибудь полезное? – спрашивает Себастиан, после того как я разрушаю второй домик.
Мне не хочется признаваться, что я провела день, добывая информацию о вампирах, то есть о нем самом, поэтому я говорю:
– Горожане верят, что в этом замке скрыты врата в другой мир, который они называют Otro, и поэтому они остаются в Оскуро из поколения в поколение. Они верят, что, пока не прервется родословная каждого их рода, врата останутся закрытыми.
Я все еще не решила, верить ли мне в эти сказки, поэтому сохраняю как можно более нейтральный тон и с интересом наблюдаю за реакцией Себастиана.
– А где эти врата? – спрашивает он. – Как их открыть?
Его напор сбивает меня с толку.
– Не знаю. Если бы они действительно существовали, разве не через них ты попал бы сюда?
Себастиан хмурится.
– Я же говорил тебе, что ничего не помню. Ты по-прежнему не веришь мне, даже после нашего последнего разговора?
– Дело не в этом, – осторожно отвечаю я, опасаясь его реакции на следующий вопрос. – Тебе не приходило в голову, что ты ничего не помнишь, потому что заключил сделку с так называемой bruja, которая и привела тебя сюда? Что-то вроде договора?
– Я думал, что такое возможно, – соглашается Себастиан, – но хочу знать точно.
