Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс
Хотел бы я увидеть, что они с тобой сделают, если ты попытаешься до них добраться.
– Есть программы, которые позволяют реконструировать, как лицо будет меняться с возрастом, – тихо сказала Слоан. – Если я смогу очистить изображение и подобрать правильные параметры, возможно, нам удастся…
Я встала.
– Кэсси? – Мое имя произнес Дин. Он шагнул ко мне, и я отступила.
Сейчас я не заслуживала утешения. Я вспомнила слова агента Стерлинг о том, что Скарлетт Хокинс оказалась жертвой на алтаре амбиций. Я вспомнила об обещании, которое дала Лаурель.
Я соврала.
Глава 24
На дворе было непроглядно темно, только от бассейна исходил свет. Я шла туда, чтобы побыть одна, но, когда я подошла ближе, стало ясно, что убежища ищу не только я.
Селин Делакруа плавала кругами.
Подойдя ближе, я увидела, что она включила ультрафиолетовые лампы. Как и другие помещения в доме, бассейн был устроен так, чтобы его можно было использовать в нашем обучении. На дне светились очертания тела. Бортик бассейна пятнали брызги, видимые только в ультрафиолете.
Несколько месяцев назад Дин показал мне это. Он пытался убедить меня уйти из программы обучения прирожденных. Он сказал мне, что убийства и хаос – это язык, который никто не должен стремиться изучить.
Поняв, что не одна, Селин повернулась ко мне, бултыхая ногами.
– Не обижайся, но вы все совершенно не умеете скрывать тот факт, что работаете на ФБР.
Она была сестрой Майкла. Здесь она была в безопасности. Но, если она здесь задержится, это может измениться.
– Тебе лучше уйти, – сказала я ей. – Возвращайся к учебе.
Селин подплыла к краю и выбралась из бассейна. Вода стекала с ее тела. Наверное, было холодно, но она не дрожала.
– У меня постоянно не получается делать то, что «нужно».
То же самое я слышала и от Майкла – не единожды.
– Ты в порядке? – спросила Селин.
– Нет. – Я не стала вдаваться в подробности и решила вернуть вопрос ей: – А ты?
Она присела на край, спустив ноги в воду, и запрокинула голову, глядя в небо.
– Я пробую эту новую тему, – сообщила она. – Предельную честность. Никаких секретов. Никакой больше лжи. – Это была девушка с картины – та, которая нарисовала автопортрет ножом. – Так что, отвечая на твой вопрос, Кэсси, я не в порядке. Я невероятно и, возможно, необратимо не в порядке. Вот что случается, когда дорастаешь до семи лет и выясняешь, что твой отец – не твой отец, а его лучший друг – да. Вот что случается, когда в четырнадцать мать спьяну признается твоему биологическому отцу, что ты его дочь. И вот что случается, когда упомянутый биологический отец наконец-то понимает, что ты знаешь, и загоняет тебя в угол в твоей собственной студии, чтобы сообщить тебе, что твой отец – человек, который тебя вырастил, его деловой партнер и якобы друг – тебя испортил. Что ты стала бы намного лучше, если бы тебя контролировал он. Что, если бы у него был шанс, он выбил бы из тебя дурную кровь еще в детстве, как выбил ее из сына.
Дурную кровь. Я могла представить, как Тэтчер Таунсенд произносит эти слова, могла представить, как он выбивает из Майкла слабости, которые видел в себе. А потом я подумала о Лаурель – о том, как ее воспитали, о том, чего от нее ждали.
Кровь принадлежит Пифии. Кровь принадлежит Девяти.
– Как ты узнала? – спросила я хрипло, пытаясь сосредоточиться на настоящем времени, а не на том, в какую цену мои действия обойдутся единственному человеку в этом мире, кого я поклялась защитить. – Когда тебе было семь, как ты узнала, что Тэтчер Таунсенд – твой отец?
– Посмотрела на его лицо, – просто ответила Селин. – И посмотрела на свое – не просто черты лица, не губы или нос, а скрытая за ними структура. Кости.
Я всмотрелась в лицо Селин в поисках сходства с отцом Майкла, но не могла его разглядеть.
Наверное, Селин почувствовала мой скептицизм.
– Я никогда не забываю лица. Я могу посмотреть на человека и с одного взгляда понять, как под кожей выглядят его лицевые кости. Жутко, понимаю, но что я могу сделать? – Она пожала плечами. – Прирожденный талант.
Дыхание застряло в горле. Селин не знала подробностей о программе – почему ФБР привезло нас сюда, на что мы способны. Она не знала, что такое быть прирожденным – в точном смысле слова. Но я вспомнила, как Майкл рассказывал, что с детства она всегда рисовала лица, вспомнила то цифровое фото, на котором были изображены она и Майкл. Она взяла их детские фотографии и с потрясающей точностью перемотала время вперед.
Есть программы, которые рассчитывают, как лицо будет меняться с возрастом. В моих мыслях отдавались слова Слоан, и я подумала о том, какую роль сыграла генетика в том, что мы стали прирожденными. Окружение, в котором мы росли, отточило наш дар – но зерно должно было быть заложено с самого начала.
И Селин была сестрой Майкла.
– Когда я сказала, что ты должна уйти, я была серьезна, – сообщила я Селин. Голос царапал горло, словно наждак. – Но прежде чем ты уйдешь, мне нужна одна услуга.
Глава 25
Лицо, которое смотрело на меня с рисунка Селин, было мне знакомо.
Найтшейд.
Сходство, с которым единокровная сестра Майкла изобразила его, пугало – вплоть до мальчишеского выражения глаз на лице убийцы.
«Семь, – подумала я, ощущая, как сердце яростно колотится в груди. – Семь Мастеров, семь способов убивать. Последовательность была предсказуемой и начиналась с Мастера, который топил жертв, – а завершалась ядом. Найтшейд – Седьмой».
Найтшейд – Мэйсон Кайл.
Та часть меня, которая казалась онемевшей и пустой с того момента, когда я узнала, что Мастера забрали Лаурель, пошла трещинами, как лед под ударами лома. За последние десять недель ФБР не удалось узнать ничего о прошлом Найтшейда. Теперь у нас было его имя. Мы знали, где он родился. И – что важнее всего – мы знали, что он очень старался скрыть эту информацию.
Это ты привел Лаурель в Вегас. Это ты сказал нам, кто она.
Мне показалось, будто у меня вырвали внутренности, будто все, что было внутри меня, вытекает наружу. Человек с этого рисунка убил дочь
