Черное Сердце - Анна-Лу Уэзерли
«Ты такой хороший друг», — сказала она, схватив Данни-Джо за руку, когда та стояла на кухне. — «Ты был так добр ко мне из-за Эсмеральды». Киззи обняла ее и крепко прижала к себе. Она была теплой, и от ее кожи исходил характерный запах молока и ванили, который был одновременно успокаивающим и отталкивающим в равной степени. И все же это было странно приятно, такой тесный человеческий контакт. Она не могла вспомнить, когда в последний раз ее обнимали несексуальным образом.
«Хотела бы я, чтобы у меня была такая дочь, как ты», — сказала ей Киззи, когда они уютно устроились на диване позже тем вечером. «Твоей собственной матери повезло, что у нее такая заботливая дочь. Ты часто с ней видишься?»
Она опустила голову, позволив ей упасть на плечо Киззи и на мягкость ее старого кардигана, потертой горчичной вещи, которая выглядела и пахла так, словно ее нужно было постирать в горячей стирке, но, тем не менее, успокаивала. Она расскажет ей. Какая разница? Киззи унесет свои секреты с собой в могилу.
«Мама умерла», — сказала Данни-Джо. «Она умерла, когда я была маленькой девочкой, мне было восемь лет. Я едва помню ее… Хотя иногда мне кажется, что я слышу ее голос в своей голове, но запах ее кожи и волос… ее духи… и сказки, которые она читала мне перед сном… Я никогда их не забуду.»
Киззи напряглась. «Боже милостивый, бедняжка, я и не подозревала… Как ужасно для тебя.» Она посмотрела на нее сверху вниз грустными зелеными глазами, ее густые рыжие волосы слегка щекотали щеку. Она начала нежно гладить ее по волосам. Это успокаивало. «Что с ней случилось?»
«Мой отец убил ее», — сказала Данни-Джо и почувствовала, как Киззи вздрогнула под ней.
— Он убил твою мать? «ее голос повысился на несколько октав.
«Да. Но это так и не было доказано. Он так и не сел за это в тюрьму. Однажды я проснулся, а ее уже не было, просто так. Растворилась в воздухе. После того дня он удалил все следы ее присутствия из нашей жизни. Сжег каждый предмет одежды и все, что у нее было. Как будто ее никогда и не существовало.» По напряженным мышцам Киззи и языку тела она могла сказать, что та была в ужасе.
«О, Данни-Джо, это действительно ужасно, дорогая, мне очень, очень жаль. Я понятия не имел, что ты пережила такую трагедию».
«Я знала, что он каким-то образом несет за это ответственность, — сказала она, не обращая внимания на чувства своей соседки. — Мама никогда бы меня не бросила. Она любила меня. Я знаю, что она это сделала. Она мне рассказала.
Тогда Киззи начала плакать. Она так легко расстраивалась, как будто открывала кран». О, она бы так гордилась той молодой женщиной, которой ты стала, поверь мне, «сказала она с неподдельной убежденностью, продолжая гладить волосы Данни-Джо, теперь немного быстрее.
«Да, я думаю, она была бы…
«А что случилось с твоим отцом?»
Она слабо улыбнулась при упоминании о нем, хотя Киззи этого бы не заметила. «Я стала мамой после того, как она ушла, после того, как он убил ее… все ее обязанности стали моими…» Ее голос затих.
«Все они? Голос Киззи дрожал.
Она вздохнула у себя на коленях, но в основном для эффекта. «Я заняла ее место на кухне, ходила по магазинам, готовила, убирала… Я была сиделкой у своего отца, и когда я стала достаточно взрослой, чтобы работать, я оплачивала счета. Поглаживания Киззи перестали быть успокаивающими и стали раздражающими. Ей захотелось отрезать себе руку, представив выражение шока и удивления на своем лице, когда артериальная кровь безжалостно хлещет из свежего обрубка.
«А как насчет в… в спальне?» Голос Киззи был тихим шепотом, как будто она не хотела задавать этот вопрос, но чувствовала себя обязанной узнать.
«Да, «ответила Данни-Джо как ни в чем не бывало, — я стала его женой во всех смыслах этого слова».
Киззи схватила ее, крепко обняла и прошептала: «Нет… нет»… О, Данни-Джо, мне так жаль…
На короткое мгновение она сама почувствовала, что вот-вот расплачется. Кроме терапевтов и врачей больницы, она никому не рассказывала о зверствах своего детства. Лежа на коленях у своей соседки, она как будто обсуждала кого-то другого. Она не чувствовала никакого эмоционального отклика, никакой реакции, ничего. Только холодную пустоту, которую она не могла до конца понять. Все, что она знала, сейчас больше, чем когда-либо, это то, что она должна убить Киззи.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
«Извините, я опоздала», — говорит она, врываясь в комнату и сразу же снимая пальто. «У меня возникли проблемы с моей соседкой, пришлось ей кое с чем помочь».
На улице шел дождь; я вижу капли на ее пальто и несколько в волосах, и я чувствую его запах. Я люблю запах дождя; он навевает воспоминания и заставляет меня думать о Рейчел. Но опять же, большинство вещей заставляют меня думать о ней.
«Ужасная погода, — говорит она, — на самом деле дерьмовая»… Я только что вымыла голову. Она поднимает брови, которые отличаются по цвету от ее мелированных волос и немного кустистые. Мне нравится буши.
«Хорошо проделанная работа», — говорю я, имея в виду ее волосы. Я мог бы сказать, что это выглядит мило, но это кажется слишком дерзким и может навести ее на мысль, что ее слова прозвучали так, будто она напрашивалась на комплимент; я не думаю, что это было на самом деле.
Однако она улыбается, и это озаряет все ее лицо.
«Ты давно здесь?»
Я качаю головой». Вовсе нет. Могу я предложить тебе кофе?
«Мммм, пожалуйста. Латте с миндальным сиропом было бы чудесно». Она лезет в сумочку, шаркает в поисках кошелька.
«Я удивлен, что ты можешь там что-то найти», — шучу я, и она смеется.
«Я женщина, «пожимает она плечами, «мне нужны вещи. На всякий случай».
«На случай чего?»
«На всякий случай», — говорит она, продолжая
