Ведро молока от измены - Анна Былинова

– Ты молодец, – восхищенно сказала я. Максим пожал плечами, скромно опустил голову. Характером он остался таким же застенчивым. Повисла пауза. И, видимо, стремясь разрушить возникшую между нами неловкость, он сказал:

– Пойдем, провожу тебя к ущелью. Ты же за смородиной приехала? Вместе со всеми?

Чтобы разрядить обстановку, я пошутила:

– Нет, одна гуляла. Хотела понять, что медведь чувствует, когда в ловушку попадает.

– И что же он чувствует?

– Не успела понять, ты пришел.

– Обратно хочешь?

– Нет.

Обменявшись шутками, мы двинулись в путь. Оказалось, что Максим со своим отцом валил лес неподалеку. Они уже собирались ехать в деревню, но, на мое счастье, Максим решил перед отъездом проверить медвежью ловушку и очень удивился, когда увидел там меня. На вопрос – слышал ли он мои крики, он ответил, что нет, не слышал.

Потом он рассказал, что теперь постоянно живет в Москве, работает младшим инженером на крупном заводе, не женат. И этим летом он приехал проведать своих родителей.

– Так и я в Москве живу, – сказала я.

– Правда? Если бы я знал…

Он замолчал, и щеки его заалели румянцем.

Увидев, что меня привел Максим Суворов, тетка Маша и Ксюнька зашептались, бросая на нас заинтересованные взгляды.

– Глядите, какой гриб наша Глаша в лесу нашла! – крикнула тетка Маша. Показалась мама, баба Люба и все остальные. "Гриб" то бишь Максим, поздоровался, пожал руки Прохору и Семену.

– Пришел посмотреть, много ли набрали, – сказал Максим, умолчав про то, что нашел меня в медвежьей яме. Я мысленно поблагодарила его. Какой чуткий человек! Мне совсем не хотелось, чтобы тетка Маша по своему обыкновению начала зубоскалить.

Обменявшись репликами и новостями из мира ягоды и поваленных деревьев, Максим попрощался со всеми, напоследок бросил на меня красноречивый взгляд и двинулся обратно к отцу. Я окликнула его, подошла и еще раз поблагодарила своего спасителя.

– Увидимся, – улыбнулся он и подмигнул мне.

– Увидимся, – ответила я, почувствовав, как краснеет лицо.

Тетка Маша, едва взглянув на меня, со смешком сказала:

– Хороший парень, ой хороший. Смотри – не упусти.

А я и так поняла, что он хороший.

Глава 7. Единственный внук

Пять утра в деревне самое благословенное. Воздух пропитан первозданной чистотой и свежестью, на траве лежит седина измороси. Белое облако тумана, сонно застывшее над землей, вздрагивает при первых лучах солнца, худеет, превращается в белые нити и, наконец, совсем пропадает. Трава приветливо искрится, весь мир умыт и свеж. У соседей вовсю кричат петухи, лишь наш Андрюша лежит на свежем сене в курятнике и видит свои петушиные сны.

Выйдя из дома с подойником в руках, я с наслажденим вдохнула утренний воздух и неспеша пошла в коровник, вслушиваясь в шорох влажной травы.

Варька, корова моя, недовольно скосила на меня удивленный глаз – ты ли, мол, явилась?

«Привет, моя хорошая, – поздоровалась я с коровой, провела ладонью по ее гладкошёрстной коже. – Живая еще, значит». Варька мотнула рогатой головой, – жива, мол, да.

Я поставила деревянный табурет, села. Промыла вымя коровы, смазала жиром. Варька терпеливо стояла не шелохнувшись. Я потянула за вымя, руки давно забыли эти движения, и потому в ведро скатилась тонюсенькая, прерывистая струйка молока. Корова повернула на меня голову и недовольно промыкала. Да, именно «промыкала», а не промычала. Знаю, что она хотела сказать. Ты, мол, Глашка, совсем разучилась с выменем обращаться, чего ты там оттягиваешь? Лучше бы твоя мама пришла.

Я кряхтела, сопела, старательно тянула за вымя. Пальцы быстро устали и заныли. Корова тоже устала, начала перебирать ногами и все чаще недовольно мыкать.

«Сейчас, потерпи немного. Я же столько лет тебя не доила, прояви хоть капельку понимания», – взмолилась я.

Корова вздохнула, давай, мол, заканчивай уже.

Когда я, наконец, встала и разогнула спину, довольная тем, что выполнила дойку до конца, вдруг услышала, как заорал петух Андрюша. Проснулся, зараза. Опять кричит всему свету, что он проспал.

Солнце уже оторвалось от гор и вовсю улыбалось земле. По улице нестройной вереницей тянулся скот. Это что же? Я до семи утра тут корячилась?

Поставив ведро на табурет, я быстренько открыла заднюю калитку, предназначенную для скота, и Варька чуть ли не бегом побежала на улицу. Конечно, устала здесь со мной возиться.

Позади скота ехал Прохор на коне. Прямо перед ним еле-еле тащился здоровенный бык – «пороз». «Порозом» называют быка – осеменителя. Прошка взмахнул недоуздком и слегка поддел нерасторопную скотину.

«Давай, шевелись, падла», – беззлобно выкрикнул он. Бык ускорил шаг, но ненадолго, и чуть отбежав от Прошкиного коня, снова потащился тяжело и лениво. По всей видимости, он давно не боялся пастуха.

Увидев меня, Прошка махнул рукой. Я на автомате помахала ему в ответ.

Так вот, от кого Дунька услышала: "дай пожить спокойно, падла", – вот, кто был в коровнике у Светки в тот злополучный вечер.

Получается, Прошка много лет смотрел, как мучится его сестра, в какой-то момент ему это надоело, и он решил, что пора что-то предпринимать?

Да нет, не может быть, чтобы Прошка… Мне даже думать об этом стало страшно.

***

– Теть Глаш! Теть Глаш! Вас бабуля зовет.

На завалинке за распахнутым настежь окном стоял Васенька Кантимиров, сын покойной Светки.

– Что-то случилось? – спросила я у него.

– Да нет, – Васька дернул худенькими плечами. – Чай вроде пить зовет.

Темная, густая шевелюра мальчишки падала ему на глаза. Стройный, правильно сложенный Васька то и дело швыркал тонким, красивым носом. На щечках обозначались очаровательные ямочки. Особенно во внешности Васи выделялись яркие зеленые глаза, ну чисто ведьминские! И в кого ты такой не по-деревенски красивый уродился? Светка была пышнотелой, светловолосой и голубоглазой, Костя худой, темнолицый и кареглазый. Может, в деда какого?

– Беги, скажи бабуле, что скоро приду.

Васька спрыгнул с завалинки и был таков.

Когда я пришла, Наталья Степановна была в палисаднике. В руках она держала пятилитровую лейку. Струи воды падали на разросшиеся кусты моркови, редиски, катились по стеблям и маленькими лужами замирали на покрытой сухой корочкой земле. Медленно впитываясь в нее, оставляли темные пятна. Завидев меня, Наталья Степановна приветливо улыбнулась.

– Здравствуй, Глаша. Зелень-то чуть не проворонила. Уж не помню, когда последний раз поливала. – Опустошив лейку, она потрясла ей, высвобождая носик посудины от последних капель, и направилась к колодцу. – Совсем память никуда не годится.

Я подошла к колодцу и бросила взгляд на пустую алюминиевую ёмкость, стоявшую тут же. Обычно эту ёмкость наполняли загодя, чтобы вода на солнце успела прогреться, однако сейчас она