Искатель, 2001 №9 - Станислав Васильевич Родионов

за рулем, злобно хмурясь. Настроение у него было жуткое. Он уже нисколько не сомневался, что жена его сейчас весело проводит время с Хамфризом, а работу он потеряет, потому что за весь день ничего не продал. Сигара у него потухла, и он снова зажег ее, думая — что же делать? Где он сейчас находится, Хэммонд не имел ни малейшего представления, и куда-то идти в темноте явно не было смысла. Дождь лил по-прежнему. Хэммонд вздохнул, примиряясь с мыслью о том, что ночь придется провести в машине. Фары он выключил, чтобы поберечь аккумулятор. Однако дорога была узкая и темная, сидеть без огней было опасно: другая машина могла, проезжая, задеть. Он открыл ящичек для перчаток и вытащил «мигалку», поднял воротник и открыл дверь. Дождь набросился на него, как на личного врага, и сразу нашел все щели в одежде; ругаясь про себя, Хэммонд прошел назад сколько положено ярдов и установил «мигалку» на треноге. Включил, и сразу замигал красный огонек. По ближним деревьям побежали блики, казавшиеся нереальными, иллюзорными. Хэммонд постоял немного, наблюдая, как то появляются, то исчезают красные деревья. Сигара опять погасла. Хэммонд смотрел на лес — и вдруг из-за деревьев что-то появилось. Сначала он просто удивился, но потом его глаза расширились от ужаса, а сигара выпала изо рта. Рот открылся, чтобы закричать, но из него вырвалось только испуганное повизгивание.

Хэммонд повернулся и побежал, не разбирая дороги. Он пробежал мимо своей машины, ослепший и оглупевший от ужаса. Всего он успел пробежать ярдов пятьдесят, не больше…

Джон Уэзерби сидел у догорающих углей камина, допивая бренди и обдумывая историю, рассказанную Беллом. Комната была комфортабельная. В углу уютно постукивали старинные часы, их маятник чуть отблескивал теплой медью. На полках по всем стенам стояли книги в прекрасных переплетах, ковер лежал пушистый и мягкий, широкие окна были прикрыты тяжелыми шторами. Однако Уэзерби, погрузившийся в мысли, ничего вокруг не видел, он как бы вернулся к прежнему образу жизни, хотя и в другом режиме. Сейчас он пытался прикинуть, с чем именно встретится в Дартмуре, чьи там остались следы, какого животного. Слишком уж много странного в этом деле. И не только в самом убийстве. Байрон… Любому, кто знаком с ним лично, было бы непонятно, почему он никак не отреагировал на столь неожиданную загадку, хотя бы из чисто эгоистических соображений. Уж он-то всегда шел на что угодно, влезал в любую ситуацию, чтобы только подвергнуть свою жизнь опасности: ради чувства опасности он и жил. Причем эта потребность у него росла с возрастом. Уэзерби старался рисковать все меньше, чувствуя, что годы притупили его реакции, он полагался на опыт и выбирал легкий путь; Байрон же ставил перед собой все более и более трудные задачи. Они много раз охотились вместе, в Индии и Африке, и один раз, последний, в самых диких лесах северной Канады. Уэзерби хорошо помнил эту канадскую экспедицию. Никогда прежде Байрон не шел на риск столь бессмысленный — опасность ради самой опасности. В тех местах водились особенно крупные медведи, и Байрон хотел выйти на такого медведя в одиночку, он настаивал, чтобы Уэзерби находился на значительном расстоянии и помочь Байрону, в случае необходимости, никак не сумел бы. К тому же, хотя у Байрона были прекрасные мощные винтовки, он позаимствовал у проводника легкую винтовочку — вообще-то, ствол неплохой сам по себе, но калибр был маловат для медведя. Уэзерби попытался его переубедить, но Байрон и слушать не стал. До сих пор Уэзерби хорошо помнил нервное напряжение, в котором пребывал в тот день. Он ждал на холмике, в кустах. Была осень. Лес переливался и горел красками, на желтом фоне пламенели красные пятна. Земля уже чуть похрустывала от ранних заморозков, с севера тянул пальцы ледяной ветер. Уэзерби провожал взглядом уменьшавшуюся фигуру Байрона: он шел к тому месту, где, как они знали, залег медведь. Красная с черным охотничья куртка Байрона не вырывалась из цветового ансамбля осенних листьев. Он казался уже очень маленьким, удаляясь в сторону густых зарослей, в которых ждала добыча. На таком расстоянии Уэзерби уже не смог бы помочь ему выстрелом. Он сжимал винтовку, но понимал, что она сейчас бесполезна. Байрон был там совершенно один. Когда он подошел к самой чаше, медведь встал на задние лапы, взметнулся ввысь во весь свой рост. Даже на таком большом расстоянии Уэзерби поразили размеры этого чудовища. Выло видно, как Байрон поднял ружье — крошечный человечек в нескольких ярдах от этих четырнадцати сотен фунтов силы и ярости. Казалось, одна голова зверя больше всего Байрона. Внезапно медведь потерял равновесие и начал падать, поворачиваясь вокруг своей оси, а когда упал, долго еще извивался в предсмертных судорогах — только после этого до Уэзерби донесся щелчок выстрела. Байрон повернулся и поднял винтовку, подзывая Уэзерби. Уэзерби быстро пошел к нему.

Байрон улыбался, рассматривая медведя. Это была улыбка чистейшей радости. Он выстрелил один раз, вверх, в возвышавшуюся над ним голову, и пуля, пробив небо этой ужасной пасти, вошла в мозг. Выходного отверстия не было. На трофее не осталось никаких следов.

— Прекрасный выстрел, — оценил Уэзерби.

— Я не мог промахнуться с такого расстояния. Да и позволить себе промах просто нельзя было.

— Да, с таким стволом. — Уэзерби взглянул на винтовку.

— О, из этой винтовки можно убить медведя, если попадешь в нужное место.

— Очевидно.

Байрон улыбнулся.

— Зачем мне более тяжелое оружие, чем нужно?

Это только портит охотника. Вот, например, твоя винтовка. Из такой ты мог бы свалить медведя и плохим выстрелом, раздробив ему, скажем, плечо или ногу, а затем добить без спешки. Но это не охота, Джон. И не жизнь. Нельзя таким образом сохранять жизнь свою и отнимать чужую. Ты хороший охотник и прекрасный стрелок, но у тебя не та шкала ценностей.

— Возможно, — ответил Уэзерби со смесью восхищения и раздражения; он недопонимал Байрона, и ему это не нравилось.

— Никаких «возможно». Это категорический факт. Объективная правда.

— Но если бы у тебя не получился идеальный выстрел — если бы что-то случилось, если бы медведь в ту секунду отклонился на несколько дюймов, — ты бы не остановил такого зверя с помощью легкой винтовки. Уж ты-то знаешь, как бросается раненый медведь: каким бы удачным ни оказался второй выстрел, он успел бы тебя убить.

Байрон опять улыбнулся. Сейчас улыбка была уже совсем иной.

— Да, — согласился он. — Но это не имеет значения.

Уэзерби поднял брови.

Байрон швырнул ему винтовку. Уэзерби ее поймал. Вдруг