Пойдем со мной - Рональд Малфи
– Пойдем со мной, – сказала ты и протянула женщине руку.
– Ты совсем сбрендила? – закричала на тебя женщина. – Что ты наделала?
И потом она опустилась на колени рядом с мужчиной и принялась целовать его в щеку.
– Эй, – я прикоснулся к твоей руке, но ты не взглянула на меня, а продолжила смотреть на пару, озадаченная подобным поворотом событий. Вдруг ты превратилась в злодея.
– Давай уйдем отсюда, – сказал я.
Ты бросила весло на землю и пошла за мной через парковку. Я шел довольно быстро, в твоей же походке было что-то летаргическое, словно ты продиралась сквозь сон. Однако выражение твоего лица не было озадаченным, на нем читался гнев.
– Сумасшедшая сука! – крикнула женщина тебе вслед.
Ты сунула руки в карманы, подняла плечи и шагала за мной, опустив голову. Когда я обернулся, чтобы посмотреть на тебя, мне показалось, что ты вся дымишься от гнева. Твоя вспышка ярости шокировала меня, я почувствовал, как меня уносит в темное бушующее море. Я никак не мог примириться с тем, какой на самом деле оказалась та женщина, в которую я уже начал влюбляться, женщина, которая, как я думал, была разумной, прагматичной и сострадательной. Я отошел от шока только на следующий день и так и не забыл этого ощущения.
Именно это воспоминание вернулось ко мне, когда я ехал в своей «Хонде» по холмам Северной Каролины. Мне казалось невероятным, что женщина, которая сломала весло о голову незнакомца во имя справедливости, завела романтические отношения у меня за спиной. При дневном свете мысль о твоей неверности казалась менее правдоподобной, чем во время беспокойных, бесконечных ночных часов. Я пытался сделать так, как советовала Джули Самтер, – забыть о чертовой квитанции из мотеля. Но потом я закрывал глаза, и мысли о том, что ты могла делать две ночи в дыре под названием «Валентайн» в четырехстах милях от нашего дома, возвращались. Сомнения о тебе и наших отношениях вновь туманили мой мозг.
Если я узнаю, что ты изменяла мне, Эллисон, то что будет с моим горем? Что будет со мной?
Дважды я был готов повернуть назад. Второй раз случился тогда, когда я ехал вниз по серпантину где-то в горах и увидел деревянный знак «Добро пожаловать в Честер». Я остановился посреди дороги – за последние полчаса мне не встретился ни один автомобиль – и уставился на знак.
Поворачивай назад. Меньше знаешь – крепче спишь, послышался голос прагматичного другого Аарона из-за серого занавеса в моем мозгу.
Он был прав, конечно же. И Джули Самтер была права. Все это больше не имело никакого значения, ведь так?
Но я не повернул назад. Я поехал дальше, прокладывая себе путь по лесной дороге, по которой то и дело проезжали трейлеры. День клонился к вечеру, и солнце, красное, словно кровоточащая артерия, виднелось над западным горизонтом. Впереди я увидел просвет между деревьями. Дорога превратилась в узкий мостик, перекинутый через широкий поток серой пенящейся воды. Мужчины в клетчатых пальто и шерстяных шапочках ловили рыбу с моста; казалось, мое появление их не потревожило. Оказавшись на противоположном берегу, я проехал мимо небольшого магазинчика, торгующего наживками и снастями, заправочной станции и дымящейся печи из красной глины на посыпанной гравием парковке.
Мотель «Валентайн» находился в лесу, примерно в миле от берега реки. Я наткнулся на него по чистому везению, так как, когда я заехал глубоко в горы, GPS в моем телефоне перестал работать. В этом месте не было ничего особенного – типичный придорожный мотель с парковкой и дюжиной номеров. В своем сознании я представлял его как любовное гнездышко, популярное среди новобрачных, с вибрирующими кроватями в форме сердца и бесплатной бутылкой дешевого шампанского на прикроватной тумбочке. Но, несмотря на название мотеля, похоже, что основными его клиентами были рыбаки и охотники, которые хотели передохнуть или отоспаться после того, как перепили пива.
Я въехал на парковку. Здесь было еще несколько автомобилей – в основном пикапов – и большой трейлер, втиснутый между зданием мотеля и рядом мусорных баков. За мотелем высился склон горы, густо покрытый лесом. В свете угасающего дня я разглядел на склоне дом на колесах, с карниза его крыльца свисали шкуры животных.
Мужчина в красной фланелевой куртке разбирался с внутренностями «Форда», припаркованного прямо у входа в мотель. Когда я, хрустя гравием, направился к двери мотеля, мужчина поднял на меня глаза. На вид ему было около сорока, темные волосы волнами ниспадали на воротник рубашки. Изо рта у него торчала сигарета.
Он поднял руку, перепачканную в машинном масле, и сказал:
– Буду через минуту.
Я кивнул и вошел в лобби мотеля. Стены были обиты деревянными панелями, на них висело множество фотографий с улыбающимися мужчинами с крупной рыбой в руках. Несколько рыболовных трофеев, побелевших от пыли, стояли на полке за стойкой регистрации. На столе, рядом с древним компьютерным монитором, на котором стояла пластиковая фигурка танцовщицы, находилась обитая бархатом доска с примерно двадцатью блеснами и мушками, яркими и сложными, как головной убор индейского вождя.
Мужчина во фланелевой куртке вошел в лобби, вытирая руки о грязную тряпку.
– Вы, наверное, не разбираетесь в моторах? – спросил он, устало улыбнувшись.
– Простите.
– Дело или в холоде, или в высоте. Это с ней каждый год бывает, прямо как с ее владельцем, – он ударил себя кулаком в грудь, все еще улыбаясь. Когда он обходил стойку, у него на поясе звякнула связка ключей.
– Так чем вы балуетесь? – спросил он.
– Балуюсь?
– Щука? Окунь? Судак? – его глаза, бесцветные, как две лужи с дождевой водой, внимательно меня изучали. – Черт, вы любитель форели до мозга костей. Уж я-то вижу.
– Вообще-то я приехал сюда не ради рыбалки.
– Правда? Жаль. Сейчас рыба в изобилии.
Я достал телефон из кармана куртки и сказал:
– Моя жена провела здесь две ночи в октябре. Может, вы ее помните?
Я показал ему твое фото в моем телефоне.
Он посмотрел на него и произнес:
– Симпатичная.
– Вы ее помните?
– Я не очень люблю распространяться о тех, кто приезжает и уезжает. Не очень хорошо для бизнеса, видите ли. Вот вы говорите, что она ваша жена. А вдруг вы отвергнутый ухажер и преследуете ее? – в его глазах зажглись искорки, и он улыбнулся мне, как бы намекая, что
