Тайна Ненастного Перевала - Кэрол Гудмэн
Так или иначе, было слишком поздно. Когда корабль подходил к берегу, куда торопил нас прилив, я чувствовала, что этот единственный желтый глаз смотрит на меня. „Я вижу тебя, – будто говорил он. – И теперь ты принадлежишь мне“». Я читала все воскресенье, до поздней ночи – меня затягивало в эту историю так же, как волны неумолимо тянули корабль Джен к берегу, и следом за ней я пришла в величественный готический особняк под названием Ненастный Перевал, которым управлял обаятельный, но властный ректор, Сент-Джеймс. Ученицы Джен были послушными, но странным образом подавленными, точно их отравили фиалки, которые они собирали в теплицах и отправляли по реке в город. Ночью Джен слышит загадочные звуки с чердака, замечает, как девочки перешептываются о призраке по имени Кровавая Бесс – горничной, которая убила хозяина, а затем повесилась, выбросившись из окна башни.
Появляются непонятные знаки: сложенные в узоры камни, засушенные фиалки в ее книгах, трещины в зеркалах и зашифрованные послания, будто выгравированные на окнах. Наконец Джен узнает, что на чердаке держат узницу, девушку по имени Вайолет, которая оказывается незаконнорожденной дочерью Бесс. Когда Джен идет к Сент-Джеймсу и рассказывает ему о том, что узнала, тот настаивает, что девушка унаследовала от матери склонность к жестокости и для ее же безопасности должна находиться под замком на чердаке.
Но Джен, проводя все больше времени с Вайолет, видит, что та умна и что у нее чувствительная и мягкая натура. Вайолет жадно читает все книги, которые приносит ей Джен, сказки о похищенных девушках – «Красавица и чудовище», «Синяя Борода», «Рапунцель», но, когда Джен приносит ей «Джейн Эйр», Вайолет теряет рассудок.
– Я – Берта, – кричит она. – Это я – та сумасшедшая на чердаке!
В приступе слепой ярости Вайолет поджигает дом, и Джен рискует своей жизнью, чтобы спасти ее. Они выбираются на крышу и спускаются по решетке для плюща на землю, но, пробираясь сквозь дым и туман, они слышат лай собак и бегут к утесу. Из тумана появляется Сент-Джеймс, жутко обгоревший и в дикой ярости, и наставляет на них пистолет. Но не успевает выстрелить, видит выступившую из тумана фигуру, кричит «Кровавая Бесс!» – и падает с утеса.
Джен и Вайолет подходят к краю, смотрят вниз и видят на камнях Сент-Джеймса со сломанной шеей.
– Теперь ты свободна, – говорит Джен, повернувшись к Вайолет и протянув руку. Она видит, как Вайолет медлит, все еще боясь уйти из Ненастного Перевала, ее единственного дома.
– Мы свободны, – произносит Вайолет, беря подругу за руку, и они делают шаг с утеса.
Чтобы спуститься по ведущей вниз тропинке, пересечь заросшие болотистые берега, сесть на поезд и начать новую жизнь в городе? Или чтобы броситься вниз, навстречу своей гибели? Фанаты выступали за оба варианта. Вероника ничего не сказала, вместо объяснений закончив загадочным вопросом: «Дорогой читатель, что еще я могу сказать?»
Последние строки я читаю, уже едва различая буквы, и засыпаю под звуки дождя у реки, и снится мне «Секрет Ненастного Перевала».
Я на обрывистом мысу, бегу сквозь туман на звук береговых сирен к реке, на мне лишь короткая ночная рубашка, которую в реальности я никогда не ношу, она вся в лохмотьях, и даже обуви на ногах нет. Позади слышу громкий быстрый топот, стучащий, как мое собственное сердце, и он все ближе, ближе…
Оборачиваюсь через плечо и вижу его – желтый глаз, уставившийся прямо на меня, он двоится в тумане, и вот уже пара глаз смотрит на меня из тумана, превратившись во взгляд голодного зверя, который подбирается для прыжка и прыгает…
Утром в понедельник я просыпаюсь, запутавшись в простынях, будто и в самом деле бежала всю ночь. Мне не первый раз снится сон о чудище из тумана. Психиатр в Вудбридже, доктор Хьюсак, сказал, что зверь из тумана – олицетворение моих страхов и что этот сон приходит в моменты стресса. Источники стресса, угрожающие мне сейчас, определить несложно.
Я не закончила рецензию для Дианы.
Я отправила письмо Веронике Сент-Клэр, после которого лишусь рекомендаций.
Через неделю я останусь без работы…
Или еще быстрее, если Вероника получит письмо и позвонит Кертису Сэдвику с жалобой.
И тогда я не только потеряю работу, но меня выкинут из «Джозефин». Мне будет негде жить, и придется ползти, поджав хвост, обратно в Вудбридж.
Подавляю порыв расплакаться от жалости к себе, поднимаюсь, иду в душ и одеваться. Налив кипятка в термокружку, быстрым шагом прохожу по Вашингтон-стрит, своему обычному утреннему маршруту. Мне нравилось чувствовать себя частью людского потока, спешащего на работу, – от владельцев ресторанов, выставляющих у входа грифельные доски с меню, до офисных работников в элегантных костюмах и владельцев галерей в модных вещах.
Иду я быстро, чтобы успеть напечатать рецензию на книгу, пока не пришла Диана. Глория, конечно, уже здесь: иногда мне кажется, что она и спит где-то в офисе, между шкафами. Когда я вхожу, она выглядывает из своего кабинета. Я машу ей, надеясь, что смогу дойти до своего стола без разговоров, но слышу, как она шаркает в обуви на резиновой подошве, и не успеваю подняться выше третьей ступеньки.
– Ты ничего не принесла мне на отправку в пятницу, – произносит она. – Но я хорошо помню, что для мисс Сент-Клэр было несколько писем. Ты про них забыла?
Я замираю на лестнице.
– Когда меня отпустил мистер Сэдвик, вы уже ушли, так что я отправила их сама.
Не совсем ложь, напоминаю себе я, просто недомолвка. Могла ли Вероника Сент-Клэр уже позвонить в издательство?
Но Глория только произносит:
– Хорошо. Правильное решение. Может, ты считаешь, что такой знаменитой писательнице, как мисс Сент-Клэр, неважны письма поклонников,
