Операция спасения - Сергей Иванович Зверев

Ночное зрение лучше всего было у Канунникова и у Сеньки Бурсака. Но им пришлось взять с собой и Игоря. Возможно, только он сможет помочь в нужный момент, потому что, кроме своих родителей и брата, Светлана никого из отряда не знала в лицо. И Игорь должен хорошо знать, чувствовать, как режется проволока, как потом она закрепляется временно, чтобы можно было в любой момент освободить проход для одного человека и снова его закрыть так, чтобы немцы не сразу нашли место, где перекушена колючая проволока.

В следующую же ночь партизаны выдвинулись на опушку. Отсюда будет вестись наблюдение за местностью, а группа, которая будет делать проход, спрячется в овражке, из которого инженеры уже как-то пытались делать подкоп.

— Ну что, Игорь? — Канунников посмотрел в глаза пареньку. — Ты все помнишь? Помнишь, как мы тренировались?

— Конечно, товарищ лейтенант, — уверенно ответил Игорь.

— Ну, тогда поползли, — лейтенант повернулся к Бурсаку. — И давайте без фокусов, ребята. Сигнал опасности — и отползаем, не задумываясь, в овраг. Замираем как мертвые.

Роли были распределены, план продуман до мельчайших деталей. Все заготовки сделаны заранее, чтобы на месте уже не фантазировать и ничего не пытаться изобретать. Как только прошел патруль и было отмерено пять минут, партизаны поползли к проволочному заграждению. В их распоряжении было тридцать пять минут на работу и еще пять минут, чтобы отползти в овраг и спрятаться там, замереть. Канунников и Бурсак ползли рядом, за ними осторожно и уже умело передвигался Игорь. Каждый держал в руках заготовки и инструмент.

Бурсак подполз к наружному ограждению и перекусил нижний ряд колючей проволоки у самого столба. Он отвел ее в сторону, чтобы не зацепиться и не мешкать, и небольшим крюком, вдавленным в землю, закрепил отрезанный кусок проволоки. Затем второй ряд, повыше. Теперь под проволокой без труда сможет проползти человек. Сенька отвел второй откусанный кусок, и Канунников вполз в патрульный коридор вместе с длинными кусачками. Пока он занимался внутренним ограждением из скрученных в несколько раз проволок, его товарищи с помощью пассатижей надставляли отрезанные куски проволоки заготовленными вставками, согнутыми крючком. Теперь каждый откусанный ряд легко соединить, накинув крючок, и проволока не будет провисать, а будет выглядеть натянутой.

Сейчас Канунников делал то же самое, что и его товарищи. Он откусил скрученную втрое проволоку на нижнем ряду, отвел ее в сторону и закрепил крюком, вдавленным в землю. Теперь нужно надставить откусанную часть заготовкой, которую потом следует накинуть на старую проволоку, чтобы она не провисала и не бросалась в глаза. Теперь второй ряд, и под проволокой можно пролезть.

— Сашка, патруль! — вдруг зашептал Бурсак. — Назад!

Канунников повернул голову и увидел, что следом за первым патрулем почему-то идет следующий. Таких интервалов они раньше не фиксировали. Что случилось? Тревога? Заметили? Луч фонаря плясал по контрольному коридору, слышались голоса немцев, смех. Нет, не тревога! Сашка мгновенно понял, что ему соединить вторую проволоку с крюком, закрепить ее, поставить на место нижний ряд, а потом выбраться через наружное ограждение, поставить на место два ряда проволоки и добраться до оврага просто не успеть.

— Проволоку на место и уходить! Приказываю! — бросил он, быстро работая и соединяя второй ряд срезанной проволоки с самодельным крюком.

Игорь замешкался, но Бурсак, поставив на место оба ряда проволоки, толкнул его чувствительно кулаком в бок. Оба партизана со всеми предосторожностями отползли в овраг и замерли как раз в тот момент, когда луч фонаря коснулся земли в том месте, где переползал контрольную полосу Сашка. Оба молчали, прикусив один — руку, другой — губу. Напряжение нарастало. Еще миг — и возглас немцев, приказ поднять руки вверх или короткая автоматная очередь, вой сирены, лай собак. Если сейчас схватят лейтенанта, там, на полосе, то уйти не удастся никому. Бурсак, вспомнив лагерь, тихо застонал от безысходности. Он твердо решил, что если немцы их сейчас засекут, то он примет бой и лучше погибнет в бою, чем сдастся и снова попадет в Аушвиц. Впрочем, долго ему там не жить, прямая дорога в печь.

Но Сашка и не собирался так просто сдаваться, так просто разрушить все то, что всем отрядом готовили столько времени, рискуя жизнью каждого. Он знал, что успеет. Оставалось соединить с изготовленной заранее вставкой отрезанный второй ряд проволоки, заползти на территорию лагеря и поставить оба ряда проволоки на место. Единственное, с чем он все же замешкался, было то, что нижний ряд оказался слишком далеко от него, вжатым крюком в землю. Сашка тянулся к нему, тянулся и все же ухватил конец, но теперь проволока, прорвав куртку, впилась ему в плечо. Превозмогая боль, Канунников соединил оба ряда проволоки, поставив их на место, и тихо откатился к стене птичника, вытянувшись всем телом. Здесь его не освещали редкие фонари птичника и всего блока, но в любой момент фонарь патруля может качнуться в сторону и увидеть мужчину в черном пальто, лежащего в обнимку с длинными кусачками.

Секунды потянулись как часы. Канунникову даже казалось, что и речь немцев стала какая-то странная, как будто растянутая по слогам. Как будто кто-то немного прижал пальцем пластинку на граммофоне, уменьшив скорость вращения. Шаги патруля все ближе, все ближе, и каждый шаг совпадал с ударом сердца лейтенанта. Шаг, еще шаг, еще шаг. Вот уже немцы рядом, и чувствуется запах пота и сапожной ваксы, хриплые голоса, луч фонаря то опускается на дорожку перед солдатами, то скользит наружу, за ограждение. «Только бы ребята там не высунулись, — подумал Сашка, — только бы…»

Немцы прошли мимо, и шаги стали удаляться: шаг, еще шаг, еще шаг, вот уже и голоса стали раздаваться тише. Сашка почувствовал, что его сердце почти остановилось, он не мог разжать руки, настолько его всего свело судорогой. Наконец он пошевелился и услышал голос с другой стороны, из-за проволоки.

— Лейтенант! Сашка, ты живой?

— Живой, не заметили, — ответил Канунников. — Рассоединяй, я все сделал!

Он выполз на контрольную полосу, соединил разрезанные участки, проверил надежность соединения, потом прополз в приоткрытый друзьями ход. На всякий случай им пришлось подождать прохода еще одного патруля и только потом перебраться к своим товарищам на опушке.

— Что случилось, что за второй патруль? — взволнованно спросил Романчук.

— А черт его знает! — ответил Канунников, опускаясь на землю и кладя голову на руки. — Тревоги вроде не было. Может быть, тут другое что-то?

— Когда я следил за вторым патрулем, — сказал Лещенко, — то мне показалось, что они не пошли за первым, а свернули куда-то раньше.